Часто такие авралы случаются ночью, и тогда Чемоданов, высунув из-под одеяла один нос, начинает нудить:
— Не могут в другую палату перевести. Спать мешает. Опять давление подпрыгнет…
Лешка виновато смотрит на нас и хочет подняться. Брунько, на правах старшего по званию, приказывает:
— Лежи. Здесь не дом отдыха, а госпиталь.
Приходит сестра, и Лешка начинает вдыхать кислород. Кашель утихает. Щеки у Лешки розовеют, и глаза по-человечески смотрят на мир.
Лешку полошили в госпиталь недели три назад. Его принесли на носилках два матроса-санитара. Вместе с ними в палате появилась женщина. Мы бросили книги и уставились на нее.
Женщина была молодая и красивая. Волосы цвета спелой ржи крупными волнами лежали вокруг головы. Маленький аккуратный носик и алые по-детски припухлые губы гармонировали со строгим овалом лица. Глаза у нее были шоколадного цвета и глядели на нас приветливо и чуточку смущенно.
— Здравствуйте, меня зовут Светлана, — сказала она, и мы почувствовали, как в палате зажурчал ручеек.
— Здравствуйте, — нестройно, но довольно бодро ответили мы и, непонятно зачем, уставились в книги.
Санитары вышли, и Светлана присела на Лешкину кровать. Из-за обложки томика стихов я краем глаза заметил, как у штурмана вытянулось лицо.
— Как ты узнала… — попытался сказать Лешка и закашлял.
Кашлял он долго и громко, как испорченный паровоз, а она трогала рукой его волосы и все время повторяла только два слова:
— Родной мой… Родной мой… Родной мой…
Мы по одному стали исчезать из палаты. А когда вернулись, Светланы уже не было. Лешка спал и беззаботно улыбался во сне.
— Везет же человеку. Такая женщина! — не удержался Брунько.
Я первый с ним согласился. И в душе пожалел, что она пришла не ко мне. Только Чемоданов буркнул непонятное:
— Конфетка…
Она приходила через день. Присаживалась к Лешке на кровать, и мы видели, как у штурмана теплели глаза. Иногда она как бы невзначай поглядывала на меня. Я краснел и отводил глаза в сторону.
Признаться, мы немного завидовали им и вместе с тем радовались за Лешку. Мы знали, как немного нужно человеку для того, чтобы он почувствовал себя счастливым.
К нам приходили только по воскресеньям. Лешка был тяжелобольным, и для него, наверное, делали исключение. А может быть, Светлана сама нашла какие-то пути, чтобы так часто бывать у него? Мы этого не знали. Мы просто видели, что им хорошо вдвоем и старались не мешать. Я уходил из палаты последним.
Когда Светлана появлялась, мы собирались в курилке. И конечно, говорили о ней. Брунько доставал «Беломор» и первым начинал разговор:
