Через широкие просеки в лесу, которые пленные вырубили прямо на наших глазах в непролазных лесах, к стенам Рязани поползли тараны и катапульты, под управлением опытнейших, китайских инженеров нашего времени.
Завидев диковинные механизмы на стене застонали — новый вызов показал, что, не смотря на крепость русского духа Рязань окончательно обречена.
Тем не менее, будучи истовыми христианами, благодаря православной религии, люди приняли свой рок, решив обороняться до конца без надежды на спасение.
Тяжело было видеть, как оставшиеся в живых защитники Рязани обнимаются друг с другом, обещая обязательную встречу в садах райских, куда будет открыта дорога всем людям, положившим животы за отечество своя.
Попрощался со мной и Иван, прямо намекая о необходимости оставить стены из-за обета, данного ему в тайной комнате терема деда Владимира, на что я довольно невнятно ответил, дескать, есть еще силы для сопротивления и надежда на победу.
Штурм в тот день был вялым, сказывалось то, что китайские инженеры, верные слуги монголов после завоевания ими Поднебесной, готовили свои страшные механизмы к работе, выстраивая их в линию и заготавливая снаряды на нужных позициях.
Не смотря на тишину шестой ночи никто, не смыкал глаз. Да и мало оставалось живых россиян, способных придаться этой простой, житейской усладе мирного сна.
Я оглядел пространство стен справа и слева от себя, обнаружив подле только трех израненных бойцов Небесного отряда и стонущего в полудреме воеводу. Чуть поодаль, отбрасывая длинные, дрожащие тени в утихший город, зорко всматривались с высоты вдаль несколько мужиков, освещая пространство под стеной большими, шипящими факелами, о чем-то тихо переговариваясь друг с другом.
Тела убитых православных, богато усыпавшие вершину стены, более никто не убирал. Если в первые дни осады, надеясь выстоять в длительной борьбе против степных Орд, защитники хоть как-то стаскивали своих павших в братские могилы, сбрасывая тела ненавистных иноверцев вниз, чтобы не спровоцировать трупного заражения в окруженной Рязани, но с третьего дня никто более не утруждал себя тяжким бременем прибирания усопших.
Ночевка на стене напоминала ночевку на кладбище. Редкий стон проносился по деревянной вершине укреплений, и если стонал наш — ему оказывали необходимую помощь женщины, превратившиеся всего за неделю в настоящих призраков во плоти. Если стонал татарин, забытый в суматохе дня — его добивали на месте, превратив процесс умерщвления в нудную, рутинную работу.
