Каждый раз, как пощечина. Каждый раз, как маленькое умирание или выстрел в спину. Но все равно, он в очередной раз попробовал позвать свой корабль.
И вдруг на приборе мигнула лампочка приема сигнала. Ил чуть не вскрикнул от неожиданности. Сердце зашлось.
— Да, да!!! Господи! Разрази меня гром!
«Как свят мой учитель! Опять говорит с Богом!» — искренне восхитился Елисей, отвлекшись на мгновение от молитвенных воззваний.
И тогда будто из никоткуда вынырнул он, долгожданный, такой желанный, небольшой звездолет класса А, серебряная ласточка.
Елисей застыл с широко раскрытым ртом.
— Ложись! — заорал Ил, — башку прикрой руками!
Елисей послушно пал ниц.
— Что — что прикрыть?..
— Голову!
— Учитель, возьми меня с собой!
— Поверь, это того не стоит!
— Что?
— Нет, говорю!
Ила уже засасывала силовая воронка. Когда он оказался на борту, он скинул с себя жилет.
— Елисей, возьми это, только в нем аккумуляторы глючат!
— Что?.. — донеслось с земли.
— Там разберешься…
«Домой!!!» — думалось ему.
Домой…
Он смеялся, плакал, панель управления подмигивала ему живыми огоньками, привествуя на своем борту капитана.
Гладко выбритый, в форме с иголочки Ил Лакайль вошел в кабинет Александра Грабовски, руководителя экспериментального проекта М101–4.
— Разрешите войти?
— Да, капитан, входите. Я вызвал вас, чтобы уточнить ряд вопросов, возникших у меня после изучения вашего отчета… Кстати, как вы чувствуете себя?
— Благодарю, прекрасно.
— Это хорошо… Так вы утверждаете, что прыжок не состоялся?
— Не совсем так, прыжок состоялся, только искривление, в которое я попал, оказалось не пространственным, а временным.
Профессор кашлянул, постучал костяшками пальцев по столу.
— То есть вы всерьез настаиваете, что побывали в прошлом?
— Да, господин Грабовски, я пребывал среди народа Израилева. Я никогда не рискнул бы демонстрировать вам в официальных бумагам свое чувство юмора и готов поклясться в правдивости и серьезности каждого слова, написанного в рапорте, — Лакайль ничуть не выказал свои эмоции, но очевидно был возмущен сомнениями начальства.
Полковник взял в руки отчет Лакайля.
— Позвольте процитирую: «Когда появился корабль, я приказал ученику моему Елисею лечь на земь и прикрыть голову. Он очень волновался и хотел лететь со мной, но я отказал ему. Когда силовой поток стал поднимать меня на борт, я решил оставить Елисею свой жилет, что и сделал. Думаю, он должен был помочь ему приобрести определенный статус в обществе и обеспечить пропитание, по крайней мере на какое — то время, потому что тот видел, как я им пользовался…» А теперь я прочитаю вам отрывок из другого, значительно более древнего произведения словесного искусства. «И разлучили их обоих, и понесся Илия в вихре на небо. Елисей же смотрел и воскликнул: отец мой, отец мой, колесница Израиля и конница его! и не видел его более. И поднял милоть* Илии, упавшую с него, и ударил ею по воде, и сказал: где Господь, Бог Илии — Он самый? И ударил по воде, и она расступилась туда и сюда, и перешел Елисей. И увидели его сыны пророков, которые в Иерихоне, издали, и сказали: опочил дух Илии на Елисее…» Это Библия, друг мой. Не узнаете?
