В апреле 1850 года в дневнике Никитенко читаем:
«Получена от министра конфиденциально бумага, по запросу верховного или, как его называют, негласного комитета, следующего содержания: «Вышла гадальная книга. От цензурного комитета требуют, чтобы он донес, кто автор этой книги и почему этот автор думает, что звезды имеют влияние на судьбу людей?» На это комитет отвечал: «Книгу эту напечатал новым — вероятно, сотым — изданием такой-то книгопродавец, а почему он думает, что звезды имеют влияние на судьбу людей, — комитету это неизвестно». Ныне в негласном комитете председательствует, вместо Бутурлина, генерал-адъютант Николай Николаевич Анненков. Кажется, наша литература в последнее время уж очень скромна, так скромна, что люди образованные, начавшие было почитывать по-русски, теперь опять вынуждены обращаться к иностранным, особенно французским, книгам; однако Анненков в каких-то книжках и журнальных статьях набрал шестнадцать обвинительных пунктов против нее — разумеется, все из отдельных фраз — и приготовил доклад».
Профессор Давыдов требовал, чтобы в учебнике истории Смарагдова было выпущено все, что касается Магомета, так как это был «негодяй» и «основатель ложной религии».
Цензор Елагин исключил в физике выражение «силы природы», а в одной географической статье не пропустил место, где говорится, что в Сибири ездят на собаках, мотивируя последнее запрещение необходимостью, чтобы это известие предварительно получило подтверждение от Министерства внутренних дел.
Цензор Ахматов остановил печатание одной арифметики потому, что между цифрами какой-то задачи нам находился ряд точек: он подозревал здесь какой-то умысел составителя арифметики и т. д.
«Действия цензуры, — говорит Никитенко, — превосходят всякие границы. Чего этим хотят достигнуть? Остановить деятельность мысли? Но ведь это все равно что велеть реке плыть обратно».
Известно, как Тургенев за статью о кончине Гоголя поплатился ссылкой. Погодин был отдан под надзор полиции за то, что поставил на книжке своего Москвитянина траурную рамку после смерти творца «Мертвых душ». Подобные меры произвели тогда самое удручающее впечатление на общество. Никитенко писал в своем дневнике: «Да, тяжело положение, когда, не питая никаких преступных замыслов, неукоризненные в глубине вашей совести, потому только, что природа одарила вас некоторыми умственными силами и общество признало в вас их, вы чувствуете себя каждый день, каждый час в опасности погибнуть так, за ничто, от какого-нибудь тайного доноса, от клеветы, недоразумения и поспешности, от дурного расположения духа других, от ложного истолкования ваших поступков и слов…»
