Он приметил короткость, показывавшую прежнее знакомство. Но где и каким образом встречались они? Барон терялся в предположениях. Однако необходимо было во что бы то ни стало прервать эту короткость, становившуюся опасной для его видов на племянницу, видов, которых он не бросил, несмотря на то что все его попытки оставались до сих пор бесполезными. Его роль дяди и опекуна позволяла ему гласно выразить свое удивление неприличным поступком племянницы, два раза протанцевавшей с одним кавалером. В эту минуту он приметил маркиза де Фоконьяка, который вместе с другими любовался Жоржем и Жанной. Гильбоа с серьезным видом поклонился маркизу, который протянул ему руку с добродушием и улыбкой депутата, заискивающего в избирателе.
– Как, это вы, любезный барон? – сказал он. – Очень рад вас видеть. Ваша племянница приводит всех в восторг. Только любезность моего друга кавалера де Каза-Веккиа…
Гильбоа перебил его.
– Я именно о кавалере и хотел с вами поговорить, – сказал он. – Если вы можете поговорить со мною несколько минут, маркиз, я буду вам очень благодарен.
– Как же, как же! Я совершенно к вашим услугам, барон. Я вижу, что вы, верно, хотите мне сказать, – шепнул он, наклонившись к его уху, – что мадемуазель Жанна де Леллиоль обещана в замужество Жоржу, кавалеру де Каза-Веккиа. Это вы хотите мне сказать? Мне очень лестно ваше доверие ко мне, – прибавил Фоконьяк, низко поклонившись.
Гильбоа задыхался. Ярость отняла у него всякое благоразумие.
– Вы ошибаетесь, милостивый государь, – сказал он. – Я хотел только спросить вас, кто такой этот Каза-Веккиа.
– Что? Вы меня спрашиваете?
Гильбоа до того был взбешен, что не приметил угрожающего тона Фоконьяка.
– Я спрашивал вас, кто такой этот Каза-Веккиа? – повторил он.
– Я очень хорошо это слышал, – ответил маркиз, – бесполезно это повторять. Кавалер де Каза-Веккиа сделает вам слишком большую честь, если согласится вступить в вашу семью. Вы так недавно вышли в люди, что не должны были бы позволять себе такого нелепого вопроса. Я советую вам обратить на это внимание, если вы не хотите, чтобы маркиз де Фоконьяк обрезал вам уши.
К счастью, прибытие императора и императрицы скрыло замешательство Гильбоа при дерзком ответе Фоконьяка. Их величества только обошли залы. Поклонившись одним и сказав несколько благосклонных слов другим, они вернулись в свои апартаменты вместе с Фуше.
Наполеон, все более и более раздражавшийся тем, что такой человек, как Кадрус, идет ему наперекор, хотел поговорить с министром полиции о последней мере. Надо было положить этому конец.
