Узнав, что кавалер де Каза-Веккиа спас герцогиню де Бланжини, император позаботился указать за столом место каждому из приглашенных.
Когда два начальника Кротов вошли, двор был еще взволнован происшествием с принцессой. Наполеон хотел, чтобы герцогиня села напротив него, а с каждой стороны от нее был поставлен прибор для тех, в честь кого давался этот обед. Жорж де Каза-Веккиа сел с правой стороны, де Фоконьяк – с левой. Несмотря на все случайности их отважной жизни, оба начальника Кротов не могли не вздрогнуть, когда камер-лакеи произнесли их имена в большой зале Генриха III, где был накрыт обеденный стол. Но это движение промелькнуло как молния. Жорж с надменным равнодушием бросил рассеянный взгляд на великолепный стол. Приглашенные чувствовали, что эти два дворянина делаются фаворитами; они окружили их и спешили поздравить. Жорж сначала был холоден и исполнен достоинства, Фоконьяк был любезен, но как-то надменно.
По этикету все должны были стоять около назначенных мест, ожидая, чтобы сесть, прибытия Наполеона и императорской фамилии. Следовательно, Жоржа и Фоконьяка разделяло пустое кресло, предназначенное герцогине. После короткого ожидания отворилась дверь, которая вела в грот, где на больших балах помещались музыканты. Камергер доложил о его величестве императоре и короле. Наполеон в сопровождении своего семейства и маршалов вошел в залу Генриха III. Он шел, не обращая внимания на головы, наклонявшиеся перед ним, но удостоил только со своего места сделать приветствие рукой Жоржу и Фоконьяку, которые низко ему поклонились.
Императрица не присутствовала на обеде. Пустое кресло между двумя друзьями было занято герцогиней де Бланжини, которую камергер привел к этому месту. При виде Жоржа и Фоконьяка герцогиня вздрогнула с движением досады против императора, который, посадив ее подле ее избавителя, подвергал ее неприятности выносить его любезности, и с досадой на саму себя, потому что к человеку, которому она обязана была жизнью, она испытывала чувство похожее на ненависть.
Садясь в свое кресло, молодая женщина обещала себе сохранять ледяную сдержанность против лести, которой наверняка осыплет ее Жорж. Мысль герцогини состояла в следующем: «Этот человек спас меня. Я хороша и могущественна при дворе. Он знатен, может надеяться заставить себя полюбить и воспользуется своею услугой, чтобы навязаться на мою короткость».
При этой мысли гордость ее возмутилась. Однако молодой человек не переходил за границы холодной вежливости, и герцогиня решилась обратить всю свою любезность на Фоконьяка, которому она не была обязана ничем. Кадрус с одного взгляда угадал поведение, которое герцогиня начертала себе, обижаясь, что молодая женщина сочла его способным воспользоваться оказанной ей услугой. Жорж обращался с нею с холодностью почти надменной, оказывая ей только то внимание и уважение, которые предписывал этикет.
