– Как прикажете, государь? – спросил Жорж. – Убить его?
– Да! – сказал Наполеон.
Он был несколько бледен. Ему хотелось когда-нибудь доставить себе удовольствие убить зверя рогатиной, но каждый раз, когда представлялся к тому случай, он чувствовал, что хотя он великий человек, но не мог позволить себе воевать с кабанами Фонтенбло, как делали его предшественники.
– Ружьем или ножом, государь? – спросил опять Жорж с равнодушным видом.
– Ножом, – сказал Наполеон.
Фоконьяк уже сошел наземь.
– С вашего позволения, государь, – сказал он. – Кавалер, – обратился он к Жоржу, – вы очень хорошо знаете преимущество вашего звания, чтобы оспаривать у меня первенство. Фоконьяки – маркизы. Это не для того, чтобы сделать вам неприятность, но я поступил бы низко, если бы не предъявил права на первенство.
«Эти дворяне, – подумал император, – хотя и бывают смешны, но у них есть гордость, искупающая все».
Гасконец обнажил свой нож. Странное лезвие сверкнуло на солнце, показавшемся опять на небе. Лезвие это имело грубую и зловещую форму ножей мясников.
Свита, удивленная этим рядом событий – грозой, приемом обоих дворян, охотой за кабаном, драмой, которая должна была разыграться между кабаном и Фоконьяком, – свита, говорим мы, находилась под влиянием глубокого волнения.
Фоконьяк смело подошел к кабану, готовившемуся ткнуть его своим рылом. Гасконец ловко прыгнул и воткнул ему нож меж лопаток до рукоятки. Кабан, раненный смертельно, тем не менее скакнул вперед и упал под ноги лошади императора, который не очень крепко держал поводья. Лошадь испугалась и понесла, все бросились ее догонять. Скоро вся свита отстала, кроме Жоржа, у которого была лошадь, способная соперничать с лошадью императора. Жорж держался в двадцати шагах, не догонял, но и не отставал.
Минут через десять Наполеон увидел, что лошадь его прямо бежит к барьеру скал, называемых Наковальней, высотой в тридцать футов, усыпанных гранитными обломками и огромными камнями у подножия. Гибель Наполеона была очевидна. Вдруг один… два… три ружейных выстрела раздались за ним. При первом лошадь его поскакала еще неистовее, при втором медленнее, при третьем зашаталась и упала в десяти шагах от скал, но Наполеон, отличный наездник, соскочил наземь. Перед императором была бездна. Возле него хрипела лошадь. Позади него улыбался Жорж. Наполеон, бледный, но спокойный, просто сказал своему спасителю:
– Я вам обязан жизнью, благодарю.
Потом он взглянул на свою упавшую лошадь.
