Фоконьяк смело вошел и прямо подошел к императору с бесстыдством, заставившим придворных побледнеть. Наполеон нахмурил брови. Такая бесцеремонность крайне не понравилась ему. Гасконец поклонился раздраженному императору и сказал:
– Государь, мы с товарищем пришли спросить, которого из нас зовете вы или спрашиваете обоих нас?
В эту минуту Жорж поклонился в свою очередь, молча и с тем величественным видом, который поражал императора несколько раз. У этого молодого человека было то изящное обращение, которого недоставало выскочкам нового двора. Пока Наполеон, пораженный изящной наружностью Жоржа, молчал, Фоконьяк, согнувшись вдвое, продолжал:
– Если мы вашему величеству нужны, то мы телом и душой к вашим услугам.
– Вы ошибаетесь, – строго сказал Наполеон, – я вас не ждал.
– Тысяча извинений! В другой раз не буду верить ни глазам, ни ушам.
– Это что значит?
– Мне показалось, будто августейшие пальцы вашего величества стучали в стекло. Я сказал себе, что император и король, царствующий над шестьюдесятью миллионами подданных, бросил благосклонный взгляд на нижайшего из своих слуг, и поспешил явиться. – Потом с глубоким вздохом он прибавил: – Кажется, я ошибся.
Император угадал смелую хитрость Фоконьяка и засмеялся.
– Господа, – сказал он, – вы мне не нужны. Вы, кажется, имеете обыкновение просить высокую цену за свои услуги, к которым мои средства не позволяют мне прибегать. Но идет дождь… Так как вы уже здесь, то останьтесь.
– Благодарю вас, государь, – сказал Жорж, оставив без внимание иронию, заключавшуюся во фразе императора.
– Вы не только отец, вы мать ваших подданных, государь! – сказал Фоконьяк.
Наполеон повернулся к ним спиной и опять начал стучать в стекло. Но дождь мало-помалу переставал. Сильные грозы непродолжительны. Небо прояснилось, когда Жорж, услышав лай собак, сказал обер-егермейстеру:
– Кажется, свора приближается сюда?
– Да, – сказал Бертье. – Государь, – прибавил он, – эта косуля знает ремесло придворных. Она хочет в конце грозы быть убитой вашим величеством. Невозможно быть вежливее!
– Извините, ваша светлость, – сказал Жорж, прислушавшись, – но это не косуля.
– А что же это такое? – спросил Бертье.
– Кабан. Он ранен.
– Вы почем это знаете? – спросил император.
– Мы, государь, родимся охотниками. Я слышу это по тому, как он ломает сучья. Это огромный зверь. Он не поддастся собакам.
Император не стал больше слушать.
– На лошадей, господа! – приказал он.
У Бертье не было опытных егерей, и он не знал, что ему делать, так что охоту повел Жорж. Собаки загнали кабана к скале и окружили его, но уже несколько трупов валялись на земле.
