– Убили моего папу и маму, и всех, – с плачем произнесла девушка.
Еврей всплеснул руками:
– Ой, вей мир! Какой хороший пан был, и убили! Бедный пан!
А труба гудела уже по городу, созывая отставших. Петр нетерпеливо окрикнул еврея:
– Ну так можешь?
Еврей даже подпрыгнул.
– Ну зачем не могу! Только это так страшно. Казаки придут и узнают. А! Лайзер панну держит, а царь велел всех убивать.
– Что ты врешь! Мы женщин не бьем!
– А казак бьет! Сейчас меня паф и с пистолетом на голова.
– Не болтай! Бери и прячь, – сказал резко Петр, – да покажи нам!
Девушка оставалась недвижна, словно не о ней шла речь.
– Ну а пан даст пять карбованцев? А?
– Десять даст. Прячь!
– Ну и сейчас! Пойдем, пан!
Уже было совсем темно. Петр охватил рукой девушку, но она выпрямилась и сама встала на ноги. Он взял ее холодную руку, и они пошли по извилистым узким улицам, заваленным трупами и обгорелыми бревнами. Кое-где еще дымились догоравшие здания. Изредка раздавался слабый стон раненого. Собаки с окровавленными мордами отбегали от трупов при приближении людей.
– Я не найду сюда дороги, – сказал Петр после нескольких поворотов.
– Ну я приду за паном и проведу! – ответил еврей.
– А обманешь?
– Пусть пан не даст мне карбованцев!
– Ладно!
– Я найду пана завтра и приведу! Ривка, отвори! Это я, Лейзер! – закричал он, застучав в калитку крошечного домика, и, едва калитка отворилась, быстро залопотал что-то на своем языке.
– Сюда, паны, сюда, панночка! – заговорил он. – Осторожненько: тут полена везде!
Они осторожно в темноте вошли в какие-то сени, где увидели маленькую толстую еврейку с каганцом в руке.
– Сюда, сюда, – и еврей ввел их в небольшую чистую камору. – Здесь панна будет, и никто ее не увидит, – сказал он.
Был уже поздний вечер, когда Петр с Кряжем вернулись в стан и отыскали свой отряд.
Антон бросился к Петру:
– Княже, ты? Где же ты пропадал? Мы тебя везде искали, чуть город не перерыли! Князь-барюшка себя не помнит! – воскликнул он с укором. – А ты, – накинулся он на Кряжа, – чего думал? Где шаты шатал?
– Батюшка! – испуганно сказал Петр и бросился в свою ставку.
Князь беспокойно ходил по шатру и, увидев вернувшегося сына, протянул ему руки. Петр бросился в его объятия. Князь победил свое невольное волнение и сказал:
– Ну, слава Богу! Думал я, уж не убили ли тебя ляхи. С утра ведь пропал, а сеча была лютая. Ну, Бог миловал! Голоден, устал? Подожди, я крикну. Выпей меду да съешь кусок, а там к царю. Он тоже тревожился о тебе.
