В какие-нибудь пятнадцать лет супружеской жизни когда-то цветущая, здоровая девушка превратилась чуть не в старуху. Ее густые черные волосы, вырванные мужем клочьями, поседели и едва прикрывали ее череп; стан согнулся, потому что князь годами держал жену в каморке, в которой она не могла выпрямиться; пальцы на руках были сведены судорогами, ноги опухли от ломоты, которую она нажила, проводя длинные месяцы заточения в холодных и сырых подвалах. И только ее глаза, хотя и потускневшие от слез, все еще свидетельствовали о былой красоте и о том, что жизнь еще теплилась в этом изможденном, исстрадавшемся теле.
– Откажись, князь! – с мольбою прошептала княгиня, обращаясь к Черкасскому. – Ну какая Олюша тебе невеста?
– Чем же я не жених? – осклабившись, спросил князь.
– Олюшке еще и семнадцати лет нет…
– Оно и лучше, такую жену мне и надо: по крайности покорлива будет, – сказал князь с замаслившимся взором.
– Какое же счастье, если она тебя не любит?
– Небось после полюбит! – с нехорошим смешком ответил князь.
– Побойся ты Бога! – заломила руки Пронская. – За что хочешь сгубить ты ее?
– Чай, отцу лучше знать, что требуется для счастья его дочери! – раздражительно возразил князь.
– Отец! – с невыразимой горечью промолвила Анастасия Петровна. – Какой он отец? Он хуже лютого ворога своему родному детищу.
В это время дверь отворилась, и вошел Пронский, за ним шла с подносом в руках и опухшими от слез глазами девушка в розовом атласном сарафане и с повязкой на голове.
– Подыми глаза-то, небось не съедят! – грубо крикнул ей отец.
Девушка с робким укором подняла на отца большие лучистые глаза, придававшие ее худенькому, далеко не красивому лицу какую-то особую прелесть и мягкость, и застыла с немым недоумением на лице.
– Подай князю чарку! – приказал Пронский.
Ольга неслышными шагами подошла к Черкасскому, остановилась перед ним, но не поклонилась ему.
– А поклон за дверями оставила, что ли?
Девушка послушно наклонила голову, подалась немного вперед своим тонким, полудетским станом и протянула гостю поднос, на котором стояла чарка, до краев наполненная вином.
– Тонка она у тебя больно! – беря чарку, шепнул Черкасский князю Борису, усевшемуся рядом с ним.
Тот нахмурился, оглядел дочь недружелюбным взглядом и возразил:
– Товар лицом показываю, а там твоя воля; женихов не искать стать.
Княгиня Анастасия с робкой надеждой во взоре посмотрела на гостя. Ольга стояла точно истукан, молча, низко потупив взор.
