Он отстранил жену и взбежал по лестнице. Подойдя к двери Перси, он приложил ухо к одной из многих трещин и начал прислушиваться.
Тишина была полная. Слышалось только совершенно спокойное и ровное дыхание спящего человека.
По губам Алико промелькнула горькая улыбка. Он слегка перегнулся через перила, чтобы посмотреть на жену, но она продолжала стоять на прежнем месте, неподвижная как статуя.
Трактирщик с досадой отвернулся и вынул два кинжала. Осмотрев их внимательно, он положил поспешно один кинжал в ножны, висевшие у пояса, и, взяв с пола фонарь, отворил тихо дверь в комнату путешественника.
Он сейчас же заметил, что кровать отодвинута на середину спальни и что приезжий спит одетым.
«А, он подозревал, что возможно нападение!» – подумал Алико.
Он невольно смутился и не знал, очевидно, на что ему решиться.
Бледный свет фонаря озарял утомленное, но спокойное лицо Нортумберленда. Он спал глубоким сном. Убийца неслышно подошел и застыл, во власти безотчетного чувства, в ногах его кровати.
«У него благородное, прекрасное лицо! – подумал он невольно. – В нем есть что-то особенное, мягкое, симпатичное, но вместе с тем повелительное!.. Что, если я ошибся в своих предположениях?»
Но пока Алико искал ответ на последний вопрос, Перси открыл глаза и увидел человека, стоящего в ногах его кровати. Руки его судорожно вцепились в простыню.
– Предатель! – воскликнул он. – Ты, конечно, надеялся застать меня врасплох?
Он соскочил с кровати и налетел, как тигр, на своего врага.
Но Алико, заметив, что Перси безоружен, обхватил своей сильной мускулистой рукой стан смелого противника и занес над ним острый, сверкающий кинжал.
Только тут Генри Перси увидел, что его собственный кинжал выскользнул из руки во время сна.
Он заревел от бешенства.
– Ко мне, нортумберлендские длинногривые львы! – крикнул он громко.
Этот воинственный крик непобедимых Перси при встрече с неприятелем вернул ему мужество: он сжал Алико с невероятной силой, свалил противника на пол и придавил его.
Завязалась безмолвная, но страшная борьба; злоумышленник был сломлен тяжестью и, еще того более, изумительной ловкостью графа Нортумберленда.
Алико задыхался; его губы покрылись кровавой пеной; но он еще пытался противостоять Генри Перси.
Не прошло минуты, как граф ловко овладел запасным кинжалом, висевшим на кушаке трактирщика, и вонзил в руку, все еще продолжавшую угрожать его жизни. Алико застонал от боли и от злобы и выпустил кинжал.
