Тогда Перси привстал и, упершись коленом в грудь наглого разбойника, занес над ним оружие, которое должно было вонзиться в его собственную беззащитную грудь, если бы случай не спас его.
Но в тот самый момент, когда жизнь Алико висела на волоске, молодая жена его вбежала в комнату.
– Пощадите! – воскликнула она с мольбой, подняв на Генри Перси свои обворожительные печальные глаза.
– Да, спасите меня от казни, ожидающей нераскаявшихся грешников! – теряя силы, прошептал Алико.
– И если вы не в силах простить его, то убейте и меня! – произнесла решительно молодая жена. – Я сознаю всю низость его поступка, но Алико мой муж, и я люблю его!
Непритворное чувство, с которым были произнесены эти простые слова, тронуло Генри Перси.
– Бедная! – прошептал он невольно, посмотрев с состраданием на молодую женщину.
Он отбросил кинжал и встал, выпрямив свой стройный стан.
– Поднимайся, презренный убийца! – сказал он повелительно. – Я не казню тебя за твое преступление, но не смей забывать ни на минуту, что граф Нортумберлендский пощадил твою жизнь лишь для того, чтобы ты раскаялся и искупил прошлое!
Алико встрепенулся при этих словах и вскочил, забыв о своей ране.
– Вы граф Нортумберлендский? – воскликнул он с испугом.
Он постоял с минуту в оцепенении и вдруг упал к ногам Перси.
Почти сразу же молодая жена его, обезумев от ужаса и жестоких волнений, пережитых в течение этой ночи, растянулась со стоном на полу перед графом.
Бледное лицо Перси запылало ярким румянцем; он смерил надменным и презрительным взглядом мужа и жену.
– Презренные создания! – сказал он с омерзением. – Что побуждает вас пресмыкаться передо мной? Вас ослепил мой титул… вас испугала мысль, что вы могли зарезать человека, столь почитаемого в обществе! Вы, вероятно, воображаете, что убить лорда Перси – больший грех, чем умертвить несчастного проезжего разносчика, как вы это сделали весьма недавно… Его кровь не успела еще высохнуть на полу.
– Да, я убил его! – воскликнул Алико. – Я зарезал его из-за нескольких мелких серебряных монет; я совершил этот кровавый грех, но даже не знаю, кем был несчастный… Вы же – другое дело, милорд; я был вашим вассалом, я участвовал в битвах с вашим благородным и храбрым отцом. Но мои дурные наклонности…
– Вы служили отцу? – перебил его Перси изменившимся голосом.
– Да, ему и потом другим, – отвечал Алико, – но мои дурные наклонности вынуждали меня менять профессии и вызывали порицание тех, кому я служил или с кем имел дело! Моя жена, глубоко преданное мне нежное создание, старалась изменить меня, – продолжал он, взглянув с любовью на молодую женщину. – Она жила смирно и счастливо, пока случайно не столкнулась со мной. Я увез ее хитростью из родных гор, от старой матери, которая зачахла с горя и тоски, узнав, что дочь повенчалась с разбойником! Скажу больше, милорд: ваш достойный отец был для меня образцом, а ведь я бы убил вас, если бы случай не спас вас от моего кинжала!
