На следующий день, после нескольких часов тревожного лихорадочного сна, под утро, он пришел к такому решению: при первом удобном случае вызвать Шилова на дуэль, но не ранее как после разбирательства дела; впрочем, если бы Шилов вздумал не принять это последнее условие, он готов был передать защиту другому лицу. Теперь он собирался ехать к Сламоте и просить быть его секундантом, а также решил заехать и к Краевой, объявив ей, что по непредвиденным обстоятельствам, быть может, придется ему передать защиту одному из своих коллег, человеку, также способному и знающему еще лучше его ведение подобных дел.
Одевшись, он направился сперва к Краевой. Она была еще в постели и чувствовала себя хуже после вчерашнего обморока; но, узнав, что пришел Смельский, встала с кровати и принялась одеваться, крича через закрытую дверь:
– Подождите, дорогой Андрей Иванович, я сейчас к вам выйду.
Ждать Смельскому не пришлось долго.
Татьяна Николаевна вышла бледная, с желтыми кругами под глазами.
Она взглянула на Смельского с испугом и вопросительно.
Она ждала какого-нибудь известия или об Анне, или о муже, но доброго ни с той, ни с другой стороны не ожидала.
Увидя серьезное лицо Смельского, она смутилась еще больше.
– Татьяна Николаевна, – сказал молодой адвокат, – мои обстоятельства сложились так, что могут потребовать изменения моего прежнего решения защищать вашего мужа. Мне придется, может быть, на днях уехать очень далеко, и в таком случае считаю долгом предупредить вас, что я передам дело вашего мужа одному моему товарищу, человеку, за которого я вполне…
Татьяна Николаевна вдруг стремительно бросилась из комнаты, так что Смельский остался один с неоконченной фразой на устах.
Несколько минут все было тихо.
Он уже хотел встать и узнать о причине этого странного исчезновения Татьяны Николаевны, когда она сама появилась в комнате, ведя за руки двух малюток. Еще у дверей она наклонилась к ним и шепнула что-то.
Дети приблизились к Смельскому, и один и другая стали перед ним на колени.
– Ради бога, защитите папу вы! – сказал старший мальчуган.
– Папу! – тихо уронила девочка и больше ничего не сказала, оглянувшись, потому что не приобрела еще за трехлетнее пребывание на свете большего количества слов, необходимого для красноречия.
А за ними и Краева упала на колени, моля:
– Нет, нет, никто, кроме вас! Вы! Вы защитите мужа! Я только в вас верю, вы вся наша надежда!
Смельский был так растроган и смущен, что на глазах его показались слезы.
