Она думала не о Смельском, не о горе сестры, а о Шилове.
Она видела всю его фигуру, а физиономию даже так ясно, что несколько раз проводила рукой по лицу, словно стирая с него что-то.
Анна решила, что она больна, что на нее подействовали бессонные ночи около постели больной, а Шилов тут ни при чем, не будь Шилова, который, правда, произвел на нее сильное впечатление своей выдающейся наружностью, она, может быть, так же грезила бы Краевым. Словом, болезнь найдет свой предлог.
И она решила обратиться к доктору.
С такими мыслями вошла она в тенистый парк.
Сделала несколько шагов и остолбенела от изумления около первой же скамейки. На ней сидел Шилов. Он как будто бы ждал ее, потому что встал с улыбкой и пошел навстречу.
Анне хотелось убежать, но от испуга или от какого другого чувства ноги ее не слушались.
Они поздоровались, и опять она встретила чудный таинственный взгляд этого человека, от которого мурашки пробежали по ее телу и все оно наполнилось какой-то приятной, сладкой истомой, словно любимая рука прикоснулась к нему.
Было еще очень раннее утро. Золотые лучи прорывались в чащу, целый громадный хор птиц чирикал по веткам, прохладный ветерок шумел в листве, бросая трепетные яркие пятна света на песок аллеи.
Вдали, сквозь стволы и зелень, как на декорации, виднелись позолоченные солнцем лужайки, изгибы аллей, мостики через канавы, маленькие долины и возвышения.
Эта скамейка была поставлена владельцем, очевидно, с расчетом, потому что отсюда сразу открывался волшебный вид на все прелести парка.
– Ого! Вы сегодня рано вышли гулять! – сказал Шилов, протягивая руку. – Впрочем, сегодня такое особенно прелестное утро, что сидеть дома могут только больные или очень занятые люди.
Анна ничего не ответила. Она имела растерянный вид, ей все хотелось уйти, но она не только не могла этого сделать, но даже подошла к скамейке бок о бок с Шиловым и села на нее.
Шилов тоже сел.
Лицо его имело торжественное и торжествующее выражение.
Несколько раз уже он окинул Анну с ног до головы таким критическим взглядом, заметь который она вспыхнула бы от стыда и оскорбления.
Но она не заметила, она сидела опустив голову, нервно кусая губы и чертя что-то зонтиком по песку.
Движение это было машинальное, но вдруг она вздрогнула и быстро замахала концом зонтика, стирая то, что получилось на песке, – это была буква Ш.
Наконец Анна опомнилась и встала.
– Куда вы? – спросил ее Шилов.
– Домой!.. Сестра ждет; она, верно, уже проснулась…
