– Но зачем же он не отдал их тотчас же жандарму на станции?
– Он хотел принести мне, хотел порадовать меня находкой, от которой он должен был иметь третью часть! Я сама укоряла его за это, а он улыбался. Под конец я уговорила его идти на вокзал и передать деньги, но в это самое время и пришли арестовать его. О! Аня, голубушка моя, что я пережила в эти минуты!
– Воображаю! – тихо и сочувственно сказала Анна, а в голове ее все продолжал вертеться вопрос: «Отчего он тотчас же не отдал деньги жандарму?… Отчего?»
И как холодная, ядовитая змея в душу ее начинало заползать подозрение. Она боролась с этой змеей, она отталкивала ее с ужасом, но гадина отступала только на миг, а потом опять и опять продолжала свои попытки завладеть ее душой.
Снова сестры замолчали, снова в комнате сделалось так тихо, что слышен был шум листьев на соседних кустах и деревьях.
Вместе с ним резвые оклики детей врывались в комнату.
Старший лепетал что-то про отца, про этот ужасный случай его ареста, передавая свои впечатления вновь нанятой няньке.
Слышны были и ее расспросы, тихие, лукавые, и опять лепет мальчика.
– Папу он… взял… так за плечо.
– Анна, – простонала Краева, – мне это раздирает душу. Скажи ему, чтобы он не говорил этого.
Анна вышла исполнить просьбу сестры.
От волнения прекрасное лицо ее было покрыто пятнами. Мысли ее мешались. Она только что сказала сестре, что верит в его невиновность, но теперь, во второй раз не могла бы повторить этого. Зачем он не отдал?
Да и кто же поверит в его невиновность после этого?
Всякий щепетильный человек поступил бы так, как велит закон, но раз этот закон переступлен, то, вероятно, не без умысла, а она, Таня, слепо верит мужу, она не допускает и мысли даже, что он мог скрыть от нее подлинные обстоятельства.
А в это надо верить. Надо верить в то, что Татьяна тут не участвует.
И когда даже и этот вопрос стал ребром перед Анной, она содрогнулась.
«Ну уж это чересчур! В Тане я не смею сомневаться. Он еще может быть негодяем, но Таня… нет. Если уж до этого дошли сомнения, то им не будет и границ».
И Анна поспешила вернуться к сестре, лаской и поцелуем старалась загладить то, что она на минуту в ней усомнилась.
И чем больше глядела Анна на сестру, чем больше она слушала ее, тем тверже приходила к заключению, что она не может быть тут участницей и что самое большее – она жертва обмана.
