– Я бы ни за что не пошла к нему, Аня, если бы не видела сон. О! Боже, какой это ужасный сон! Я и теперь содрогаюсь, как только вспомню его!
Представь себе, снится мне Павлушка, бледный такой, худой и в цепях, пришел ко мне!
Татьяна Николаевна не выдержала и разрыдалась, упав на подушки; долго плакала она, долго Анна тихо гладила ее по голове, шепча:
– Ах ты моя бедная, бедная!
Наконец Краева опять поднялась, опять облокотилась и с лихорадочно сверкающими глазами продолжала:
– Пришел он… наклонился будто бы тут вот, над постелью, и шепчет: «Танюша! Танюша! (И так это ясно было, словно наяву). Танюша, – говорит, – ты веришь, что я не украл эти деньги. Это не я украл, а он украл у себя сам. Вон он. – И будто бы указал он рукою, и я увидела сламотовский дворец, а издали в окне управляющего. И палец Павлуши будто прямо на него показывает, а тот кивает головой и смеется!
Тут я проснулась, подумала, и вдруг словно толкнуло меня что-то, я побежала туда и при графе сказала ему… Веришь ли, Аня, я могу Богом поклясться за Павлушу, что это не он. Я знаю моего Павлушу. Я жизнь отдаю на поруки, что это не он, а что тут какое-то или недоразумение, или же преступная страшная тайна, которую распутать может только один Господь, если смилуется над нами!
И опять залилась Краева слезами, и опять ничком упала в подушки. Анна от волнения тоже закрыла лицо руками.
В открытое окно ворвался ароматный вечерний ветерок, он прошумел ветками березы, опахнул кусты и надул занавеску, отчего с окна упал какой-то предмет, кажется, лекарственная стклянка.
Обе сестры вздрогнули и словно очнулись.
– Аня, – тихо сказала Краева, – неужели и ты веришь, что Павлуша мой мог украсть?
– Нет, я не верю! – твердо сказала Анна. – Не верю, потому что я люблю и уважаю тебя, Татьяна, потому что не могу и допустить мысли, чтобы выбрала себе в мужья человека, способного стать вором. Другая женщина могла бы ошибиться, но ты, Таня, я тебя знаю, ты совсем другой человек, ты шла замуж не по страсти, а по расчету, и, можно сказать, по расчету твоего благородного разума. Ты не могла бы увлечься подлецом. Это могу скорее сделать я, потому что имею (я сама сознаю) порывистую, страстную натуру. Я бы, пожалуй, могла закрыть глаза… порыв мой мог бы ослепить меня, но ты нет. Но скажи мне одно тогда, Таня, что же это такое?
– Я говорю тебе! – горячо вскинулась Татьяна Николаевна. – Я говорю же, что он нашел эти деньги под лавкой в вагоне.
