Мне скажут: начитавшись книжек, в себя не стреляют; для того, чтобы отважиться на самоубийство, нужна другая, более веская причина. Да, вероятнее всего, непосредственные причины были иными, но в Европе конца XIX века количество самоубийств выросло в несколько раз, и одной из причин такого увеличения социологи считают широкое распространение пессимистических умонастроений. А для поддержания пессимизма в массах, по мнению Эмиля Дюркгейма, «необходимо наличие группы индивидуумов, специально представляющих это общественное настроение». «И конечно, часть населения, играющая подобную роль, – пишет Дюркгейм, – будет той частью, среди которой легко зарождается мысль о самоубийстве». Декаденты как раз и представляли собой такую группу. И заражали вирусом самоубийства многочисленных поклонников своего творчества.
Жизнь все же оказалась сильнее искусства. Ни подчинить мир искусству, ни уйти от него в пространство грез и фантазий декадентам не удалось. Стиль жизни стал для них важнее их литературно-художественного творчества. «Гений свой я отдал жизни и только свой талант – литературе», – любил говорить Оскар Уайльд. Но когда «жизнь берет бразды в свои руки, – писал он же, – искусство отправляется в изгнание». Интерес к искусству и к экзотической жизни декадентов начал угасать.
Разумеется, не одно только переключение приоритетов с творчества на личную жизнь привело к тому, что в начале XX столетия декаденты были оттеснены на второй план литературно-художественного процесса. Это было время, когда радикально менялся мир, и, конечно, такие перемены должны были найти свое отражение и преломление в искусстве. Не только художники, как считал Уайльд, но огромная масса людей (творческих и не очень), создававшая общественные блага, оказалась способной «переустраивать» жизнь. Через пятьдесят лет после бодлеровских «Цветов зла» очень многое в Европе выглядело совсем не так, как в момент зарождения декадентства.
Колоссальная концентрация капитала в конце XIX века привела к изменению характера и темпов индустриального развития, к выталкиванию на обочину мелкого буржуа вместе с соответствующим его настроениям бидермейером. Она же способствовала организации пролетариата в самостоятельную политическую силу и, как следствие, переключала интересы части творческой интеллигенции в направлении социал-реформаторской или революционной деятельности. Важнейшим результатом ускоренного роста крупнокапиталистического производства стало стремительное развитие на переломе веков науки и техники. Электрическое освещение, телеграф, телефон, а затем радио, стратостаты, аэропланы и автомобили – от всего этого у современников перехватывало дыхание. Уже не одни только обыватели, но и люди художественно одаренные восторгались новинками научно-технического прогресса и готовы были ему служить. Жизнь вновь обретала романтический флер. Зачем уноситься в мир иллюзий, если чудеса осуществляются наяву?
