Моя жена… Мать моего ребенка… Совершенно чужой человек. Чужой человек в совершенстве.
Сейчас сказать ей о своем решении или позже?
Я же решил, что это будет второй шаг. Значит, второму и быть.
Ольга словно почувствовала мои мысли… Не поняла, а вот именно почувствовала. Она всегда умела чувствовать, что я скажу, прежде чем я произносил слова.
И вот, когда я уже открывал входную дверь, она произнесла совершенно спокойно:
– Если ты удумал от меня сваливать – вали. Но скорый развод я тебе не дам, так и знай. Тянуть буду до последнего.
Я искренно удивился:
– Почему?
– Потому что ты отбегаешь свое и все равно вернешься. Стареть мы будем с тобой вместе. И ты это прекрасно знаешь. Понял меня, Сергей Сергеевич?
Это было настолько неожиданно, что я не нашелся, что ответить.
У меня возникла предательская мысль: она ведь права – права она, черт побери!
Я выскочил на улицу, словно мечтая убежать от этой жуткой мысли.
Ирма, как нередко бывало в последнее время, ждала меня за углом в своей машине.
Хотите, я скажу вам, что такое любовь… Я уже чего-то такое говорил, но это все фигня…
Сейчас я понял. Кажется, понял окончательно.
Убегая от своей мысли, ты выскакиваешь из-за угла, словно преступник, скрывающийся от погони, и видишь ее… Да нет, не ее ты видишь, но только машину… От нее – лишь абрис, силуэт, неясность… Но этого достаточно, чтобы все мысли, в том числе и эта, мерзкая, испарились, а все твое стареющее существо заполнилось какой-то невероятной теплотой.
Вот – любовь.
И ты подходишь к машине, не умея убрать с лица идиотскую улыбку невыносимого счастья, и падаешь на переднее сиденье, и целуешь свою женщину, целуешь…
Целовать и целый – однокоренные слова? Человек не может быть целым, если не целует…
Так ли? Так!
Мы целовались долго и с удовольствием, и, когда уже стало совсем невмоготу, и я полез руками туда, куда не следует лезть днем в машине, – Ирма отпрянула и выдохнула:
– Я скучала.
Да, голоса делятся на те, что вызывают доверие, и остальные. Но есть еще голос Ирмы – совершенно отдельный: голос, который вызывает любовь.
Я улыбнулся:
– Надо чаще встречаться.
И тут же изложил ей свой план.
– А как же твоя жена? – предсказуемо спросила она.
Я наигранно удивился:
– А разве не ты моя жена?
Ирма затихла.
Любая бы на ее месте спросила:
– Ты делаешь мне предложение?
Но Ирма была не любая. Она была любимая. А любимая – значит, другая.
Она просто сидела и дышала. Может быть, чуть более часто, чем обычно.
– Шеф, до театра добросишь? – спросил я просто потому, что совершенно не знал, что говорить.
