Я закончил и победно смотрел на госпожу Туманову.
Я был единственным покупателем, и, увы, никто не мог оценить моего прекрасного монолога.
– Так ты это… – начала Туманова.
Но я ее перебил:
– Прошу разговаривать со мной на вы и пригласить директора. – Я помолчал и понял, что надо использовать последний убойный аргумент, который всегда действует на взрослых. – Иначе я пожалуюсь отцу, что вы не продаете мне изделия, необходимые для очень важного и очень химического опыта.
Туманова спросила:
– Сколько тебе?
– Вам.
– Сколько вам?
Последнее слово она выдавила с трудом, но все-таки выдавила.
– Три. И директора.
Она протянула презервативы.
Я – деньги.
Она отсчитала сдачу.
– И запомните, госпожа Туманова, никогда нельзя стоять на пути развития науки.
С гордым видом я вышел из аптеки.
Одну проблему я решил. Теперь оставалась проблема с водкой, которую мне тоже, конечно, продавать не будут.
Удивительное дело! Я не сделал ничего плохого: никого не убил, не ограбил. И только по той причине, что мне мало лет, меня все время все достают. Достают и достают. Просто так.
Как будто возраст – это вина.
Почему они за меня решают, когда мне пить водку и заниматься сексом? Почему они решили, что я – придурок, который сам не в состоянии ни за что отвечать?
Включите программу новостей. Или ток-шоу, которые так любит моя мама… Ну, и кто тут придурок?
Настроение портилось.
А вечер приближался.
Хорошо еще, что у меня есть Ляга. Я скучаю по ее выпуклым глазам и по тому, как она плавает, отталкиваясь от воды.
Я бы взял Лягу вечером с собой.
Но это явно невозможно. Придется как-то самому.
Самому придется.
Как-то…
_______________________________________________
Я смотрел на то, как орет на меня Оля… Не слушал, что она кричит, потому что ее тексты разнообразием не отличаются, а вот именно смотрел.
Смотрел себе и думал: вот эту женщину я любил. С ней прожил много лет. Она родила мне замечательного сына. Она казалась мне незаменимой.
Из восьми миллиардов жителей земли так дотошно… Можно употребить такое слово? Почему нет? Да, именно столь дотошно я знаю только ее. Я изучил все родинки на ее теле; все ее привычки; мне известно, что если по ночам она начинает сопеть, ей надо тихонечко подуть в ухо, и сопение прекращается…
Раньше… Сколько лет назад? Или веков? Да и было ли? Было, да: я обнимал ее и заканчивался любой скандал.
Куда делось? Где потерялось?
Раз… Два… Три… Проверка…
Пишем ли?.. Пишем…
И вот передо мной стоит совершенно чужой человек, который не вызывает у меня ничего, кроме раздражения.
