— Здравствуйте, садитесь, пожалуйста. Федор… простите, не знаю вашего отчества…
— Васильевич… — Федор оробел, присел на краешек стула и обрадовался, что халат прикрыл его замызганные ботинки.
— Кем вам приходится Зинаида Сорокина, Федор Васильевич?
Федор стиснул руки между колен и молчал, уставившись в пол.
— Извините, но я не из любопытства спрашиваю. По документам у нее нет никаких родственников.
Федор поднял на доктора глаза, и Крупицын механически отметил: «Нервное истощение… невропатологу бы его показать».
— Сорокина поправляется, Федор Васильевич, организм у нее крепкий. К Новому году мы должны ее выписать… больше держать не имеем права. Я сделал почти невозможное… договорился с главврачом дома хроников. Он согласился принять ее, но только до весны… пока не научится пользоваться протезами. — Доктор помолчал и закончил медленно и внятно, как диктовку. — Зинаида Сорокина — инвалид первой группы.
— Нет, нет, не надо! — Федор вскочил со стула. — Не отдавайте Зину к хроникам… Я сам… Я сдельно триста в месяц вырабатываю, она нуждаться не будет. И комната у меня 18 метров, светлая… окна на улицу. Я отпуск возьму, ремонт сделаю… вы не сомневайтесь! Я и за больными ходить умею — у меня мать два года парализована была, спросите хоть у соседей. Вы только… — Федор всхлипнул, не спуская с Крупицина измученных глаз, — поговорите с ней, доктор, чтоб согласилась… мне все равно не жить… без нее, — Он замолчал и уткнулся лицом в рукав.
Завотделением вдруг подумал о своей дочери. Семья жила, как в аду, потому что Леночкин бывший муж отсудил комнату в их профессорской квартире и привел туда новую даму. «Ты, что же, завидуешь безногой девчонке?» — спросил себя доктор и положил руки на трясущиеся Федоровы плечи.
— С завтрашнего дня вы можете навещать Зинаиду. Нина Петровна выпишет вам постоянный пропуск. Ну, а дальше… решайте с ней сами.
Зинина палата — самая последняя в конце коридора. Федор стоит перед закрытой дверью в новом румынском костюме и белой рубашке с отложным воротничком. Он только что из парикмахерской, и над ним висит душное облако «Шипра».
Сзади неслышно подходит Нина Петровна. Ей до смерти хочется присутствовать при их встрече.
— Иди, я предупредила ее… — и легонько толкает Федора в спину.
Он поворачивается к ней с таким лицом, что Нина Петровна отшатывается и семенит прочь.
Федор держится за дверную ручку и беззвучно шевелит губами. Только начало, которое слышал от бабки в детстве: «Отче наш, иже еси на небеси, да светится имя Твое…» Господи, сделай так, чтобы она меня не выгнала… пусть она только выслушает, сделай так, чтобы она согласилась выслушать… Отче наш, иже еси на небеси…
