— Валера, а может в милицию заявить?
— О чем? Что тебе в мясной лавке мяса дают? Так тебя же в психодром укатают! Нет уж, дорогая, не делай глупостей. Пока такое счастье прет, — принимай это мясо как реальность, данную нам в ощущениях, и дели эти ощущения со мной и греками.
— Сам ешь это мясо! Я в рот его не возьму.
— И напрасно, батенька! Откуда такая щепетильность, неоткуда ей взяться. Не мясо, так что-то другое, не берешь, так даешь… Так что твои нравственные муки не оправданы… и они пройдут.
Валерий как в воду глядел.
Два месяца я обходила площадь Мира стороной. Но страх постепенно прошел, появилось любопытство.
И вот светлым мартовским утром меня принесло к заколдованной лавке. МЯСО и МЯСОПРОДУКТЫ исчезли. Была химчистка и была булочная. Напротив голубел пивной ларек. На тротуаре в подернутой льдистой корочкой луже застряла обертка от эскимо.
Но два знакомых окна пронзительно блестели, и в них громоздились барабаны, трубы и виолончель. Рядом на стремянке работяга вколачивал последнюю букву Ы в надпись МУЗЫКАЛЬНЫЕ ТОВАР.
На дверях трепетал тетрадный листок: «Осторожно, окрашено!»
Я заглянула внутрь. Перламутровыми кнопками поблескивали аккордеоны, на стенах в прихотливом беспорядке повисли скрипки и альты, сияли саксофоны, в углу солидно расположился контрабас. В магазине не было ни души. Осмелев, я переступила порог, на цыпочках подошла к арфе и тронула струны.
— Что вам угодно? — раздался за спиной тихий голос.
Я как ужаленная отскочила в сторону. Передо мной стоял пожилой человек в твидовом пиджаке и дымчатых очках.
— Мы еще не торгуем, откроемся послезавтра, — мягко сказал он и вдруг пристально взглянув на меня, добавил:
— Подождите, не уходите, пожалуйста.
Он исчез за знакомой дверью и через мгновение появился с длинным предметом в чехле.
— Что это? — попятилась я, — от кого?
— Это — гитара, прекрасный экземпляр, редкий в наших краях, — ответил он с легким поклоном — и, пожалуйста, заходите в любое время.
— Это — гитара, — обреченно сказала я, грохнув предмет на стол перед Валеркиным носом.
Он восхищенно поцокал языком и провел пальцем по деке.
— Ты по-прежнему настаиваешь на версии «санэпидстанция»?
— А может он принял тебя за Эдиту Пьеху? — мечтательно сказал Валерий, настраивая гитару.
— За Эдит Пиаф он меня принял или за Азнавура! Не могу я больше жить в атмосфере булгаковщины.
— А гоголевщины? — деловито поинтересовался Валерий, — он взял несколько аккордов — гитара звучала божественно.
