— Я — больна? Чем я больна? — Я вдруг услышала свой собственный пронзительный крик. — Какой болезнью я больна? Триппером, сифилисом?
Латунный таз Кабашкина померк. Инструктор обогнул стол, подошел к двери и молча распахнул ее передо мной. Я оказалась в приемной. За моей спиной прожурчал его ласковый голос, обращенный к секретарше:
— Эллочка, просите следующего.
Однажды в культурной жизни Ленинграда произошло событие: приехала на гастроли французская певица Жюльетт Греко. Певица слыла рафинированной, поэтому Большой зал консерватории был набит интеллектуальной элитой.
Жюльетт Греко появилась в глухом закрытом черном платье, без единого украшения. Черные прямые волосы падали на плечи. Бледное, без следов косметики, лицо выглядело строгим и печальным. Она едва заметно поклонилась, выжидая, пока смолкнет буря аплодисментов.
Хриплый голос из репродуктора сказал:
— Начинаем вечер знаменитой певицы Жюльетт Греко. Песни ее посвящены вечной теме — любви. Но это не радостная любовь вступающей в жизнь молодой девушки. Это песни о трудной, горькой, подчас трагической любви. Тексты песен написаны специально для певицы ее друзьями — известными поэтами и философами Франции: Элюаром, Кокто, Сартром. (В этом месте по залу пронесся восхищенный шепот, — элита дорвалась до экзистенциализма).
Пианист тихо заиграл, создавая необходимый лирический настрой. Репродуктор откашлялся и продолжал.
— Певица поет свои песни по-французски, поэтому перед исполнением мы будем переводить тексты на русский язык, чтобы вы могли уловить их глубокий философский смысл. Первая песня называется: «Давай же!»
«Я люблю тебя, но сплю с другим. Ты любишь меня, но спишь с другой. Давай же… убьем их и будем спать вместе!»
Исполняет Жюльетт Греко.
Давным давно, когда Иосиф Бродский не был всемирно известным поэтом и академиком и не опубликовал еще ни единой строчки, — он зарабатывал на жизнь чем попало. Вылитый Джек Лондон. В частности, работал и техником-геологом. В этом смысле мы с ним как бы коллеги, что наполняет меня понятной гордостью.
Между прочим, в 1964 году советское правительство забеспокоилось, что Иосиф зарабатывает недостаточно и не может прокормить себя. Доказав этот печальный факт на двух судах (закрытом и открытом), власти сослали Бродского в деревню Норинскую Архангельской области, где, по их мнению, поэт мог бы легко свести концы с концами.
Однажды Бродский попросил меня устроить его в геологическую экспедицию. Мой шеф, унылый мужчина по имени Иван Егорыч Богун, пожелал лично побеседовать с будущим сотрудником.
