Как молоденьку ведь взять — да то чужа корысть,
А как старую-то взять — дак на печи лежать,
На печи лежать да киселем кормить.
Разве поеду я ведь, добрый молодец,
А й во тую дороженьку, где убиту быть?
А и пожил я ведь, добрый молодец, на сем свете,
И походил-погулял ведь добрый молодец во чистом поле».
Так предок твой — себе говаривал, потому и с тобой нынче беседую. А ты-то сам как?
Илья вскинул глаза, в наступившей темноте разглядел моё лицо:
— Чего лыбишься? Забавно нашёл?
— Ага. Нашёл. Интересно мне. Мы ж с тобой не в первой раз повстречалися. Я тебя знаю. Однако ж, как ты решишь… Твоё слово — не моё. Люди говорят: «каждый сам за себя, один бог за всех». Вот и выглядываю — есть ли в тебе чуток? От того, который за всех. Или, так, «как все — так и я».
Илья чертыхнулся, помянул «язву плешивую», поднялся с лавки и, тяжело, чуть прихрамывая, потопал в гору. Не то — к княжьим хоромам, где ныне посадник обретается, не то к церкви Богородицы. Где обретается епископский наместник. А третья-то дорожка — ко мне.
Там, в былине, в конце:
«И раздавал это злато-серебро по нищей по братии;
И роздал он злато-серебро по сиротам да бесприютныим».
Разок-то на «роздал» — можно и набогатырить. А жизнь кормить? В люди вывести?
По какой дорожке пойдёшь, Илья Иванович?
«Снимал тут старый со буйной главы да шеломчат колпак,
И он начал, старенький, тут шеломом помахивать.
Как в сторону махнет — так тут и улица,
А й в другу отмахнет — дак переулочек».
И улицы уже стоят, и переулочки есть. Город Муром прозывается. Колпаком шеломчатым, хоть бы и в сорок пуд, так не выстроишь. А загубить можно. Тут надобно не колпак иметь. А — в колпаке.
…
Утром ничего не изменилось. Я ещё до восхода сгонял за Оку, побегал там, после — строителей долго слушал. И подтвердил им три дня оплачиваемого простоя.
Тут, как раз, лодейка купеческая с Мокши пришла. Эти дела торговые замкнуты на Муромскую факторию — интересно было посмотреть. Послушать не выжимку-сводку, а живого купца, из лесов только вышедшего. Я-то за бумагами интересные детали-оттенки пропускаю. Аж жалко.
Где-то стороной в середине утра прошла к центру городка толпа моих строителей, туда же повалили местные жители. Там, кажется, чего-то кричали.
Пожара нет — чего вмешиваться? Демократия, факеншит, средневековая.
Уже ближе к полудню позвали. Снова — та же площадка у церкви Богородицы.
Народу…! Больше, чем когда я серебро нашёл!
Какой-то благообразный мужчина — староста церковный — объявляет:
