Я старался не стонать, но боль была слишком сильна. А ещё в животе курлыкало от голода.
Я услышал сползание камешков и хруст веток — кто-то осторожно и медленно спускался по склону.
Я, зажмурившись, молился богам, чтобы это был настоящий человек, хотя и понимал тщетность своих молитв.
— Здесь один… ребенок, — голос звучал странно, гортанно. — У него много ушибов… и переломы, похоже… Он дышит…
Я приоткрыл глаза и тут же зажмурился — рядом со мной сидел демон — громадина, покрытая шерстью с головы до пят, лишь глаза сверкали на темной морде.
Я слышал от проповедников, что некоторые демоны очень похожи на нас, чистых людей.
Возможно, что в ночи они приняли меня за своего.
Но это будет лишь отсрочка до рассвета.
Когда взойдет солнце — они увидят, что ошиблись и разорвут меня на части. Ведь именно так, по утверждению проповедников, демоны поступают с настоящими чистыми людьми, испытывая к нам ненависть из-за того, что мы ближе к богам и их настоящие и любимые дети.
— Сейчас, — раздался сверху мелодичный, словно звон оружия, голос, — спускаюсь…
— Не надо… Я смогу его поднять. Все-таки он малыш, — я почувствовал, как меня нежно подняли, а потом мы двинулись наверх. Я приоткрыл глаза — меня очень аккуратно несли, прижав к груди и отодвигая ветки от лица. — Значит, очнулся… Ничего подлатаем тебя, подлечим и вернешься домой в город, к маме и папе…
Я не сразу осознал, что поразило меня в этом демоне — эта почти человеческая нежность и забота. А они ведь знали, что я человек. Тогда почему они не убили меня? Ведь демоны ненавидят нас, чистых настоящих людей. Так меня учили.
— Если они его там примут, — второй голос принадлежал женщине. — Зафиксируй его переломы… Думаю, он всего лишь свидетель… Зафиксируй их… иначе перемещение принесет ему больше вреда, чем пользы… Торопись.
Я видел напряженную фигуру второго — он был ниже первого демона и казался даже хрупким на его фоне.
— Ты такая жесткая и суровая, — буркнул демон, поднявший меня со дна оврага. Он фиксировал мои поврежденные руку и ногу, прикрепляя их к каким-то деревяшкам. — Что он… — в его интонации появилась какая-то особая грусть.
— Он уже давно умер… Оставь его прах в покое… Пора уходить, — она слушала лес. И ей что-то сильно не нравилось. — Здесь небезопасно. Идем… Тебе нести мальчика… Мне нужно, чтобы руки были свободны, — легкое прикосновение рук этого второго демона к моему телу, и я провалился в сон.
* * *
Я проснулся в полумраке, кажется, на следующее утро. Я лежал на кровати, в комнате с деревянными стенами — похоже, это была хижина. Рядом с кроватью была тумбочка, на которой стоял огарок свечи под матовой дырявой крышкой (вроде бы их когда-то называли плафонами, как рассказывали нам на занятиях по истории), недалеко от кровати стоял трехногий табурет.
