— А это я, Светлана Бонасье, — пропищал Сережа радостно, подхватывая игру, и взял краюшку багета. И сказал яблоку: — Вольдемар, как будет по-русски «молоко»?
— Зачем молоко? Не надо молока… Я влюбился, Светлана… — томно произнес Вольдемар, но остановился, потому что Катя захлебнулась от восторга и смеха.
Муж поднял небесно-синие глаза от электронной газеты и, отложив компьютер, стал с интересом смотреть спектакль.
— Я влюбился, Светлана, — Катя была в ударе, — когда увидел ваши носки. Они прекрасны. Прекрасны так же ваши пироги, и чай, и русские тетради.
— Ах, я вас тоже люблю, Вольдемар Перро, — тоненько вздохнул Сережа. И добавил с ангельской улыбкой: — Давайте поцелуемся в спальне и выпьем яду.
— Что? — только и вымолвила я.
— Ах! Ах! — не моргнув глазом, ответила Катя. — Как я счастлив!
— Интересно, — прищурился муж на багет и яблоко.
— Шуты гороховые! — сказала я. — Остаетесь сегодня без десерта.
По-сверхчеловечески
К счастью, Вольдемар так и не узнал о спектакле и был уверен, что мои дети тихи и послушны, как пресловутые трава и вода, так что воспевал правильность моего воспитания почти вслепую.
— Сквозь мно-о-ого лет, — заговорщически наклонился он ко мне, — они скажут: наша мать была героиня, и потому сейчас мы понимаем русского языка и умеем на нем жить.
— Надо сказать: «понимаем русский язык», Вольдемар, и «через много лет», — поправила я и торопливо добавила: — А вот остальное, даже ваше прекрасное «умеем жить» — комплимент. Ничего такого дети обычно не говорят. Не дождетесь…
— Но почему «через»? — проигнорировав все остальные замечания, озадаченно спросил он. — Когда же «сквозь»-то употребляют?
— Ну, во-первых, если нельзя заменить на «спустя». То есть когда процесс идет посредством «сквозь» или на фоне «сквозь», понимаете. «Сквозь замочную скважину», например… Или — «сквозь игольное ушко».
— А можно тут сказать «через»?
— Ну, логически можно. Просто «скважина» и «ушко» совсем склеились уже со «сквозь». Да и вообще «сквозь» встречается больше в идиомах, — увлеклась я и открыла учебник. — Вот, скажем, «сквозь сон». Или: «сквозь слезы, сквозь зубы»…
— Сквозь слезы… — медленно произнес он, занося эту мелочь в тетрадь.
— Ну, да, ведь мы говорим «смех сквозь слезы», — пояснила я.
«Сквозь» оказалось своеобразным вектором на эмоцию или состояние «человеческое, слишком человеческое». Поскольку так запомнить было действительно проще, мы с Вольдемаром записали в тетрадочку и в качестве диктанта взяли биографию Ницше. Тут же Вольдемар сказал, что у него был однажды сосед, у которого был кот, которого звали Заратустра. Я оставила Вольдемара рисовать кота и вышла за дверь, чтобы ответить на телефонный звонок. Разумеется, Сережа снова получил этой дверью по лбу.
