Возникает иногда в жизни какая-то строка, и тянется, и скользит, и вышивает узор, и ты смотришь на него, разинув рот, хотя игла дрожит в твоих же пальцах. Это я к тому, что, пока Вольдемар рисовал кота Заратустру, мне позвонил новый ученик, и ученика звали — Вагнер. Правда, не Рихард, а Эрик. Но мне от этого легче не стало.
— Что за варварский язык, никакой логики! — раздраженно сказал Вагнер.
Я так удивилась, что даже не обиделась. На логику-то они все любили пожаловаться, но чтоб «варварский» — это, пожалуй первый раз.
— В каком смысле?
— Ну, например, почему… — ткнул он пальцем в страницу журнала, — почему вы пишете «хохотать»? Ведь «хохот» не лезет ни в какие ворота фонетически, вы же пишете и говорите «ха-ха». Ведь вы смеетесь «ха-ха»? — воинственно и очень серьезно спросил он.
— Ну… — задумалась я. — Да. Чаще всего.
— Ага! — грозно сказал он. — Так почему тогда не «хахат»? Почему не «хахатать»?
Тут я не сдержалась и захохо… захаха… Но он не принял ни хохо, ни хаха. Он был рассержен и сказал, что условием было — заниматься серьезно. Что он и так профукал столько времени с глупыми русскими учительницами, которые только и мечтали о романе с великим фотографом, а вот чтоб языку обучить — ни-ни!
Эрик Вагнер часто бывал рассержен. Во-первых, разумеется, потому что такая уж у него была натура — холерическая. Громадные черные глаза, нос Д’Артаньяна и способность шумно дышать, когда ему задали вопрос, на который он ответа не знает. Во-вторых, фотограф. Работа нервная, дорожная, полная художественных порывов. В-третьих, печальный факт его личной биографии стал известен мне на первом же уроке — со времени развода Эрика Вагнера прошло два месяца и четыре дня. И виновата в разводе была, конечно же, русская девушка.
— Ты мне помочь! Скорее! — он схватил меня за руку и потащил к телефону.
Трубка лежала рядом с лохматой бумажкой, на которой был написан чей-то номер, чернила выцвели, почерк робкий, девический. Эрик сунул трубку мне в ухо и вперился в меня своими глазищами.
— С кем говорить-то будем? — прошептала я.
— С женщиной моей мечты, — коротко объяснил он.
— Але, — раздался с планеты Москва слабый грустный голосок.
— Маша, — подсказал Эрик.
— Здравствуйте, Маша, — сказала я. — Меня зовут Света, со мной рядом Эрик.
— Добрый день, Света, — немного подумав, ответила Маша.
— Скажи, что ты переводить для меня! — помог Эрик.
Дальше пошли серенады Эрика, в моем старательном воспроизведении, на которые Маша отвечала тоненько: «Да-да». Он сравнивал ее с лебедем, что проплыл по волнам бурной реки его многострадальной жизни.
