— Вольдемар, — мягко сказала я, — вы когда читали пьесу последний раз?..
Он торопливо ответил, что очень давно, что, вот досада, не припомнит мелких деталей и Шекспир у него так связан с английским языком… На русском говорить об этих юных итальянцах невозможно. Так что давайте-ка лучше обсудим последнюю парламентскую новость о повышении цен на топливо…
Когда дети узнали, что у меня появился ученик Перро и, как положено Перро, писатель-сказочник, они запрыгали от восторга. И начались хождения кругом, зависание в коридоре с какой-нибудь игрушкой или книжкой, перешептыванья и хихиканья, когда Вольдемар усаживался за стол с учебником и куском пирога. Они делали вид, что «забыли на столе карандаш», и подходили, чтобы бессовестно заглянуть в тетрадь Вольдемара и узнать, что он пишет. Они открывали дверь и подсматривали в щелочку. Однажды Сережа вообще сорвал урок, потому что я хотела взять для Вольдемара другую книжку и вышла из комнаты, как всегда, стремительно, так что Сережа, прилипший к замочной скважине, получил дверной ручкой по лбу. На вопль Сережи прибежала Груша, свалилась книжка с антресолей, и кошка спрыгнула с подоконника. Даже Катя, которая было устроила себе алиби на кухне, засунув нос в учебник математики, тоже прибежала потанцевать в общем кордебалете. Сережа стонал самозабвенно — «какая злая мама», разумеется, будучи при этом в моих объятиях. На лбу у него тихо всплывал синяк. Груша пыталась оторвать от меня Сережу, чтобы изолировать его на кухне, но тот не выпускал мою шею из своих теплых клешней.
— Мне очень неловко, — только и смогла сказать я Вольдемару, который приблизился к этой вавилонской башне и с умилением смотрел на зареванного Сережу.
— Что вы! Что вы… — просиял Вольдемар. — Наоборот, вы должны гордиться. Это звуки жизни. Это — семья!
Он щедро добавил, что влюбился в наш дом и даже носки на полу для него дышат жизнью. Я зашипела на Катю, чтоб та убрала носки, чем бы они ни дышали, а она что-то сказала Сереже, и они оба прыснули. Я с ужасом поняла, что они отреагировали только на одно слово в речи незадачливого сказочника. Это был глагол «влюбиться». Он так их заинтриговал, что за ужином дети, напившись молока, устроили небольшой импровизированный спектакль.
— Это я, Вольдемар! — вдруг сказала Катя, нацепив на вилку ломтик яблока, и вилка запрыгала по столу к тарелке Сережи. Вынуждена признать, что походка Вольдемара и его красная кепочка были изображены мастерски, я бы даже сказала, пугающе правильно.
