У него было любопытное «Р», безупречно твердое, редкое в этих краях, и феноменальная способность запоминать даты революций, старинных битв и названия современных политических партий мира. Он любил говорить о политике, а если, как в моем случае, собеседник представлял живой пример политической неграмотности, Вольдемар брал в руки карандаш и начинал рисовать. Рисовал он синие облака и красные колеса, ромбы и звезды, кружки и стрелы, дабы картина политической жизни Франции вышла верная. Закончив, Вольдемар обычно замирал с карандашом в руке на секунду, любуясь своим искусством, потом складывал листочек вдвое и почтительно передавал мне. Ему тяжело давались глаголы движения, средний род облака и творительный падеж без предлога. Одно выручало: с воображением у Вольдемара перебоев не было — писатель, что с него возьмешь. Помню, он принес чудесную книжицу, где надо было ответить на вопросы к тексту, и мы разбирали тот момент, где слепой музыкант знакомится с девочкой — дежавю моих собственных уроков чтения в третьем классе, за голубой деревянной партой, с написанным на ней острой шариковой ручкой: «Лаптева — дура». Один из вопросов был: «Девочка не пришла, потому что мальчик обидел ее?» Вольдемар почесал нос и выдал следующее:
— Нет, это автор думает, что мальчик обидел ее, а на самом деле — тут я открыла рот, хотела возразить, но он энергично продолжил: — У нее, может быть, появились дела, или она думала, что ответить, потому не спешила прийти.
— Понимаете, у нас есть голос автора, — робко выступила я в защиту Короленко. — Какое же может быть «на самом деле»? Автор говорит, что девочка обиделась.
— Автор часто сам не знает, что говорит! — с жаром возразил Вольдемар. — Уж вы мне поверьте на слово.
Я поверила, но это не спасло меня от еще одного казуса, случившегося полгода спустя, когда я, закончив урок в Париже с одним послушным и способным программистом, вернулась домой к уроку с Вольдемаром. Поскольку с программистом мы только что обсудили сюжет бессмертной пьесы Шекспира «Ромео и Джульетта» и весь подсобный словарь этой темы был аккуратно выписан у меня в тетрадь, я решила побаловать моего писателя и попросила его «пересказать содержание Р и Дж» — как и было записано в моем дневнике еще в поезде, по дороге домой. Результат превзошел все мои ожидания. Наш диалог напоминал сцену из старого тележурнала «Ералаш», про будни заядлых троечников.
— Ромео и Джульетта? О радость! О великий Шекспир! Что я думаю? О, ну, я думаю, что это великая пьеса. Что происходит? А, да. Значит… Да. Это история про молодого человека. Его зовут Ромео. И он знакомится с юной девушкой. Ее зовут Джульетта. Как знакомится? Э-а… Как-то нечаянно знакомится… Случайно? Да! Случайно знакомится. Джульетта очень красивая. И Ромео сразу это видит. Где видит? Э-э… Дома у Джульетты? Ну, да, конечно. Это он видит дома у Джульетты. Ромео пригласили на бал в ее дворце, и он пришел… Что? Ну, да, то есть не пригласили, но он пришел, как будто его пригласили. Интрига! Но не это… э… главное. Главное то, что они влюбляются!!! Джульетта дает ему знак с балкона, Ромео лезет на балкон, и происходит ночь любви!! Они целуются… Дальше? Э-э… Дальше очень грустно. Ромео выпивает яд…
