Уроки русского | страница 47
— Ты, наверное, разговаривала с ним недавно по телефону, — добродушно говорю я. — Кто этот Костик?
— По какому телефону? — укоризненно сказала Груша. — Это мой муж первый! Помнишь, я тебе говорила, умер он два года назад.
— Грушенька… — вздохнула я. И смущенно добавила: — Я думала, Лысенко — твой первый муж.
— Это мой четвертый, — засмеялась она.
Только ты и фуги Баха
У него светло-русые волосы и по-мальчишечьи веселые серые глаза. Он уже начал седеть, легко и рано, носил очки в серебряной хрупкой оправе и очень напоминал Ростроповича в молодые годы.
— Ну, что вы, что вы! — добродушно махнул рукой Шарль, услышав это от меня. — Ничего общего. Мы, кстати, виделись с ним, разговаривали после концертов. Во-первых, Ростропович — гений. Во-вторых, манера игры у нас разная, у меня другой учитель, и вообще…
Шарль был виолончелист. Настоящий. Никогда еще у меня не был учеником настоящий музыкант. И если завтра музыкант, какой угодно, придет на урок русского, дернет мой дверной колокольчик — я соглашусь немедленно. Музыканты — замечательные слушатели. Им можно объяснить все. Мало того, когда грамматическая часть урока заканчивалась и наступало что-то вроде перемены, Шарль рассказывал мне свои, как он с удовольствием произносил, байки, все уверенней перемежая рассказ замечательно правильными русскими фразами. «Тяжела и неказиста жизнь народного артиста», — выпалил он в первый же день в конце урока, сразив меня наповал. Подобным секретным оружием его снабжали коллеги-музыканты на концертах и гастролях — они-то и учили Шарля куда успешнее, чем любые учителя своему родному языку — русскому.
Вот, скажем, имелся такой персонаж — музыкант, коллега, если не сказать — доппельгенгер Шарля, который делил с ним продюсера, агента, студию звукозаписи, выступал на совместных концертах. Вместе они репетировали, записывали диски, вместе отмечали удачи и дни рождения. Я бы очень хотела сказать, что этим музыкантом был какой-нибудь Д’Артаньян, какой-нибудь бравый эксцентричный гасконец, и именно поэтому он как-то раз опился арманьяком перед изысканным концертом в частном замке в Бордо, так что Шарлю пришлось срочно его заменять. Но это, увы, не так. Это был наш, русский талант, и звали его Леша, на афишах — Алексей Корсаков. Шарль поехал в Бордо и выступил за Лешу. Он знал, что это дело житейское, что у всех есть слабости и он просто всех выручит.
За тот концерт Шарлю заплатили не арманьяком, но хорошим бордо — какое-то время спустя гонорар торжественно доставили на маленьком грузовичке прямо к трем сияющим окнам его квартиры на первом этаже, в излучине одной маленькой парижской улочки недалеко от метро «Сен-Сюплис». Когда вино прибыло, Шарль распахнул окно, сел на подоконник и стал разговаривать с водителем. В нашем уроке возникла небольшая пауза. Я с восторгом смотрела, как мускулистые волосатые руки водителя осторожно передали деревянный пыльный ящик через окно в изящные длиннопалые ладони Шарля. Контраст был столь очевиден, что мне стало страшно за ящик.