— Хорошо, — вздохнул он, — но вот условия: приходишь в мой класс в восемь двадцать, на сорок минут, два раза в неделю. Пока учишься, на практики не ходи. На милонги ходи, только если туда иду я. Времени мало, но давай сконцентрируемся на золотых основах… Тогда танцевать с тобой точно будет легко. И смеяться никто не будет. Я надеюсь, до июля мы успеем. А там я еду в Россию.
— Что?! — сказала я.
— Да… — кивнул он, еще не зная, чему я удивилась. — В этом-то все и дело. На мастер-классах в Москве буду работать четыре месяца. Вот сейчас надо русский учить, а как это сделать, ума не приложу…
Тут он снова вздохнул и провел рукой по темным, коротко стриженным волосам, там, где они курчавились на чуть вспотевшем затылке.
— Ты знаешь, — сказала я. — Я, наверное, тоже могу тебя научить золотым основам. Кое-каким. Не всему, но смеяться никто не будет. Я учитель русского языка.
— Вот это да. — сказал он.
Бумага чернил не боится
Вероника, еще в марте проклинавшая систему трудоустройства во Франции, в мае была извещена о согласии АССЕДИК (Центра помощи безработным или недовольным своей работой французам) на свой дерзкий проект по смене профессии. Так Вероника стала превращаться из незаметной сотрудницы одного из бесчисленных офисов мобильной связи в учителя музыки. Согласие АССЕДИК означало, что Вероника получает свою обычную зарплату, но на работу теперь не ходит, а каждое утро идет в консерваторию — брать уроки сольфеджио и хорового пения.
Вероника всегда хотела учить музыке детей, но это было несерьезно, а система трудоустройства во Франции вдруг превратила несерьезное желание мечтательной тридцатилетней парижанки в три года счастья. Что будет дальше, пугало Веронику.
«Уж не знаю, как и устроюсь потом, — вздыхала она, — ночей не спала, собирала досье, ты знаешь, сколько бумажек надо подшить! Школу найти, учителей! Три экзамена сдать! Рекомендации собрать! А теперь… Понимаешь, интерес к музыке неуклонно падает. Падает!!! Из общеобязательных предметов ее скоро исключат. И люди вокруг говорят, что в цирке больше вакансий…» — «Ты и в цирке смогла бы, — искренне сказала я, — но знаешь, доучись в консерватории, а потом увидишь». — «Я лошадей люблю, — невозмутимо ответила Вероника. — Но с лошадьми не разучишь песни хором. Я думаю, возьмут меня куда-нибудь, хотя бы в частную школу…»
Пела она очень недурно, а на гитаре играла еще лучше. Я бы никогда не узнала об этом, если бы не клуб американских женщин и жен граждан США, в который музыкальная Вероника меня и пригласила как-то майским утром.
