— Я так мечтала, так старалась!.. Я уже писать левой рукой научилась… учиться смогу, поправлюсь пока что… а вы вот…
Генерал молча гладил меня по голове.
— Послушай, значит, ты хочешь быть только танкистом и никем другим?
Я даже реветь перестала:
— Что же, все, что я говорила, это так просто, зря? Да?
— Давай договоримся так: ты мне принесешь из военкомата справку о том, что годна к строевой службе, тогда я направлю тебя в училище. Договорились?
Он быстро написал что-то на уголке моего заявления и отдал мне.
— Достанешь справку, приходи. Эх, ты! — сказал он, указывая на смоченный моими слезами китель. — Мне на совещание сейчас, как же я со слезами-то?
— То ж не простые слезы, солдатские.
— Ну, иди, иди, солдатик! — чуть-чуть насмешливо, но в то же время и ласково простился со мной генерал.
В военкомате я долго потрясала перед врачом своим заявлением с ничего, собственно, не означавшей резолюцией генерала Федоренко: «Пропустить через врачебную комиссию». Сначала врач, ссылаясь на заключение ВТЭКа, отказал наотрез. Но я долго и терпеливо упрашивала доктора, показывала справку знаменитого профессора, снова уговаривала, доказывала, умоляла. Наконец я была вознаграждена.
— Ладно уж, воюйте на здоровье, — сказал доктор, что-то быстро набросав на печатном бланке.
«Годна к строевой службе через два месяца», — прочитала я и так и ахнула.
— Доктор, как же так, через два месяца? Мне же сейчас надо учиться!..
Но доктор был неумолим и ничего не хотел больше слушать:
— Идите, идите, и так незаконное дело делаю.
— Доктор, дорогой, — я старалась говорить очень ласково, — так вы же можете даже незаконное дело сделать законным, припишите внизу: «Учиться может» — вот и все, и будет законно: не в строй посылаете, а на учебу.
Доктор хитро сощурил глаза, потом рассмеялся и, взяв у меня бумажку, быстро дописал: «Курс занятий проходить может».
— Возьмите, — сказал он. — Если военком поставит печать, это будет самая безумная справка, когда-либо выданная медкомиссией.
Военком, сердитый майор, удивленно вертел в руках необыкновенный документ, но собственноручная подпись генерала Федоренко внушила ему доверие, и он поставил печать.
— Только уж учитесь хорошенько, — напутствовал на прощанье майор.
Мама никак не могла смириться с мыслью о скорой разлуке. Утешало единственно то, что я буду учиться где-то в тылу, — как я предполагала, в Челябинске, — то есть в полной безопасности по крайней мере, восемь — десять месяцев. А потом, может, и война кончится…
