Пленный настойчиво спрашивал, сколько мне лет, и когда я написала на земле «17», он затряс головой и заплакал. На наши удивленные вопросы ударил себя в грудь и, говоря: «Ich, ich», написал на земле «30». Он плакал злыми слезами досады. Показал фотографию: на фоне прилизанного домика два таких же прилизанных мальчика-подростка с белой собачкой. Но вместо сочувствия фотография вызвала бурю возмущения.
— Ишь ты, чистенькие, костюмчики, а наши дети… С нашими детьми вы что делаете? — Моряк схватил фашиста за шиворот и встряхнул. — Рабочий? Врешь ты! Рабочий человек не будет служить в войсках «СС»!
Мы едва-едва успокоили горячего моряка.
В это время немцы заметили, что, обтекая высоту, идет морская пехота, и подвергли ее жестокому обстрелу. Большой осколок ударил Федосова в спину, но удар был слабый, и осколок только порвал ватник.
— Берегись, старшина, смотри, как бы тебя… — Толок не договорил. Что-то тупое и горячее ударило меня по руке и предплечью, рука сама по себе вздернулась кверху.
— Ранило? — спросил кто-то тревожно.
— Не знаю, не больно, только горячо и не разгибается.
Я потрогала свою руку.
— Снимай гимнастерку, — решительно заявил Толок.
— Что ты, холодно! Да и ничего страшного нет, я все-таки кое-что в медицине понимаю. Вот сейчас я посмотрю, может быть, тоже просто ударило, как Федосова.
Расстегнув воротник гимнастерки и добравшись до левого предплечья, почувствовала теплую, липкую кровь, чуть-чуть растерялась.
— Кровь, смотрите!.. — Но тут же спохватилась:
— Пустяки, ничего особенного, надо только остановить кровотечение.
Я положила на ранку чистый бинт, а сверху, прямо на гимнастерку, крутой комок из остатков от индивидуального пакета, и Толок что есть силы перебинтовал, вернее, перетянул рану. Кровь больше не шла, все было в порядке.
Толок починил свою машину. Уложив на нее раненых, мы двинулись к КП. Пленного посадить было некуда. Пришлось передать его в штаб батальона морской пехоты, где мне вручили расписку:
«Выдана настоящая… в получении одного пленного ефрейтора войск «СС».
Немцы открыли частый огонь по уходящему танку. Однако мы благополучно проскочили опасное, простреливаемое место.
Наперерез нам на полной скорости шла «тридцатьчетверка». Танк резко затормозил, из люка выглянул командир роты «Т-34» лейтенант Скоробогатов:
— Что у вас?
Ему доложили.
— Раненых и сестру ко мне! Вы с танком отправляйтесь в свою роту! — распорядился Скоробогатов. — Скорее, старшина, скорее! Здесь у меня Тузов. Он тяжело ранен! — торопил он, пропуская меня в люк.
