Я указала ему рукой на землю, он оглянулся и вдруг бросился в сторону; я выстрелила, пуля попала ему в левое плечо. Он бросил автомат, поднял здоровую правую руку и залопотал: «Нихт, нихт!» Еще раз указала на землю: «Зитцен, битте!» Он послушно сел. Опустилась рядом. Что же все-таки делать? Сейчас он менее опасен: ранен, вот и рука левая лежит у него на коленях. И все же, что мне с ним делать, тем более что у меня двое раненых, неспособных самостоятельно передвигаться?
Со злостью посмотрела на своего пленного: «Ишь ты! Нашивки «СС», а не сопротивляется, лучше б уж оказал сопротивление! А теперь вот…»
Между тем рука, державшая наган, занемела, фашист начал проявлять беспокойство: видимо, он понял, что я здесь одна. Чем бы все это кончилось, не знаю. На мое счастье, когда мне совсем стало невтерпеж, за моей спиной раздался веселый голос:
— Здорово, сестричка!
«Толок! — узнала я. — Наконец-то!»
— Миша, скорее ко мне! — крикнула, не оборачиваясь, опасаясь выпустить из-под наблюдения немца.
— Погоди, вон к тому танку схожу.
Он, должно быть, не видел моего пленного.
— Толок, дорогой мой, сначала иди ко мне. Скорее, пожалуйста, Толок!
Ответа не последовало, но я услышала за спиной поспешные шаги. Приободрившийся было немец весь сжался; Толок в измазанной, расстегнутой телогрейке и неизменных хромовых сапогах с красными отворотами вышел из-за танка и оторопело остановился, свистнув от удивления.
— Вот это да!.. Ты что здесь делаешь? — спросил почему-то у немца.
Мы оба вздохнули: я и немец. Он — весь как-то опустившись, с безнадежностью, я — с облегчением:
— Возьми его, пожалуйста, Миша. Замучилась я с ним совсем. Он мне так надоел!..
Вслед за Толоком подошел его командир. Пленного обыскали, в карманах у него нашли четыре синие гранаты-лимонки и красивый изогнутый нож в кожаных ножнах с резной костяной ручкой. Нож отдали мне; я прикрепила кожаные ножны к поясу.
Показывая на раненое плечо, немец захныкал. Я перевязала ему рану.
Мне объяснили положение дела. Танк поврежден, но не серьезно. Толок ходил к сгоревшей машине и снимал с нее что-то необходимое для своей. Через полчаса его танк будет на ходу. Идти дальше некуда. Танки в лощине и все целы. Подбит еще танк Тузова — Двинского, но к нему не подберешься: стоит далеко впереди пехоты и противник к нему не подпускает. Как только Толок закончит ремонт своей машины, мы заберем раненых и пленного и уедем к своим.
Пленный бормотал нечто невнятное, со страхом поглядывая на подходившую к нам группу моряков. Объясняясь при помощи скудного запаса немецких слов и фраз, знаков и незамысловатых рисунков на земле, мы добились, что пленный рассказал о себе: он «рабочий» и «Гитлер капут». Последнее он прокричал громко, несколько раз, как только подошли моряки.
