Каждый год Наташа, как и положено детям, потихоньку подрастала, но с некоторых пор стала сильно вытягиваться и в двенадцать лет уже сравнялась со своей миниатюрной матерью. Перспектива и дальше увеличиваться в росте повергала мадемуазель Верещагину в панику. Ступни тоже не отставали, и Наташа с тоской предвидела тот момент, когда размер ноги у нее станет больше, чем у Татьяны Александровны, а значит, она больше не сможет донашивать за матерью обувь. А между тем обувь была очень важна, даже важнее, чем одежда, потому что Наташа взяла за правило как можно меньше пользоваться общественным транспортом и предпочитала ходить пешком. Сэкономленные таким образом деньги она тратила на кино и мороженое.
Позже, оглядываясь на полуголодные годы своей юности, она всегда поражалась тому, каким неутомимым ходоком была. От дома на авеню Клиши она пешком добиралась не только до знаменитого Блошиного рынка, расположенного за заставой Сент-Уэн. Она облазила весь Монмартр, который, впрочем, утомил ее своими подъемами и спусками. В погожие дни без особых усилий добиралась до парка Монсо на западе или до Оперы на юге, за которой начинались фешенебельные кварталы, застроенные старинными особняками. По молодости Наташа не придавала им значения – они казались ей угрюмыми, скучными и не слишком привлекательными. Иногда по улице Мира, мимо Вандомской колонны, на которую она почти не обращала внимания, Наташа спускалась до сада Тюильри. Соседний Лувр оставлял ее равнодушной, но сад она любила. Сюда едва доносился уличный шум, от статуй и цветников веяло покоем. На другой берег она почти не заглядывала, и Эйфелева башня волновала ее не больше, чем метеопрогноз на прошлую неделю.
Свои прогулки она совершала в одиночестве и в кино ходила без компании. Ни в школе, ни вне ее друзей у Наташи не было, она привыкла быть сама по себе и сама себя развлекать. Дома она чувствовала, что ей не хватает воздуха. Она любила своих родных, но когда каждый день наполнен борьбой за существование или, если угодно, борьбой за хлеб насущный и элементарные удобства, люди ожесточаются. К тому же кризис 1929 года ударил по французской индустрии красоты и всему, что было с ней связано. Урезались зарплаты, сотрудники теряли свои места. А затем в семействе Верещагиных случилось нечто такое, что затмило и финансовый кризис, и его последствия.
В один прекрасный – нет, будем точны: ужасный день на пороге квартиры на пятом этаже материализовался совершенно растерянный Аркадий Александрович. В правой руке он держал чемодан, набитый книгами, а левой прижимал к себе белого с рыжим кота, изумленно таращившего на окружающий мир зеленые глаза.
