Комиссара отвлек шум в коридоре. В раздражении он высунулся за дверь – и увидел полицейского, который пытался унять огненно-рыжую девицу в полупрозрачном платье с блестками. В волосах у девицы торчали пестрые перья, накладные ресницы доставали до середины щеки, рот был увеличен и густо закрашен алой помадой, и вдобавок на незнакомке красовалась забавная коротенькая шубка, сшитая из шкурок нескольких видов зверей. Обладательница шубки упиралась и верещала так, что ее, наверное, было слышно на том берегу Сены.
– Уйди, падла! – кричала она во все горло. – Не трожь меня! Ничего не скажу, хоть в тюрьму меня сажайте!
– Это что такое? – озадаченно спросил Буало у стоявшего поблизости бригадира Шапеля.
– Одна из подружек Мориса, Анриетта Ривьер, – ухмыльнулся бригадир. – Комиссар, я уже не знаю, что с ней делать. Такая скандалистка, что…
– А! Комиссар! – хищно обрадовалась девица и, выдрав свой локоть из цепких пальцев конвоира, бросилась к Буало. – Так это вы… – Она всмотрелась в его лицо и неожиданно сменила тон: – Слушайте, я же вас знаю! Ну точно! Вы тот полицейский, который нашел ребенка?
– Ну, я, – проворчал Буало, насупившись.
– Вы же его спасли! – восхитилась девица. – Нет, я ничего не хочу сказать, все полицейские – сволочи, но вы молодец! Слушайте, чего он от меня хочет? – она ткнула пальцем в сторону Шапеля.
– Задать вам несколько вопросов по поводу Мориса де Фермона, чье убийство мы расследуем, – ответил комиссар.
– Ну так и надо было сразу говорить! – объявила девица. – Хочешь поболтать про Мориса – пошли! Размерчик его я тебе не скажу, честно признаюсь – забыла, но что вспомню, то расскажу.
Провожаемый ироническими и сочувственными взглядами коллег, Буало пропустил Анриетту Ривьер в кабинет и вошел следом за ней, следя за тем, чтобы не наступить на длиннющий шлейф ее платья.
– Это что такое? – изумилась Анриетта, оглядываясь. – Это убожество – кабинет комиссара? А получше тебе ничего дать не могли? Когда я только приехала в Париж, у меня хата и то была побольше. Нет, ну ты посмотри! Курево есть? – она села на стол Буало и закинула ногу на ногу.
– Морис де Фермон, – напомнил комиссар. Он не делал попытки ссадить Анриетту со стола и вообще держался так, словно каждый день видел таких, как эта экспансивная разбитная девица.
– Ну чего Морис-то? – зачастила Анриетта. – Ну да, знала я его, мужик как мужик, не жадный – это да. – Голосом она произвольно ставила знаки препинания, и интонация у нее была не совсем такая, как у большинства людей. – Ты, наверное, хочешь знать, как мы – апчхи! – познакомились. Я, понимаешь, танцую – нет, не в балете, не судьба. Не удивляйся! – (Буало и не думал удивляться.) – Ну вот он и приперся за кулисы варьете, в котором я выступала. – апчхи! Что ж у тебя тут столько пыли-то? Ненавижу пыль! Ну, то да се, потом мы перепихнулись, потом встречались – иногда два раза в неделю, иногда раз в месяц. Но я тебе сразу скажу как есть: я ни сном, ни духом, кто его ухлопал. Жаль его, конечно, он ничё так был. По сравнению с другими – так ваще прынц! – Последние два слова она произнесла, словно подтрунивая над самой собой.
