Беранже шевелит губами, призывая на помощь Бога неуловимым голосом. Потом он шепчет, стыдясь:
— Вы правы, он не ведает о том, что говорит.
— Что вы там замышляете, отцы? — бросает мэр, резко опуская графинчик на стол.
— Мы согласны с вами, — отвечает, смеясь, Будэ. — Республика великодушна, она любит делать широкие жесты. Да здравствует Республика!
— Хорошо сказано, аббат… Женщины! Вина священнослужителям.
Тотчас, покидая отведенный им угол, подходят две женщины с графинами. Другие суетятся перед сделанным наспех очагом, где дымят большие цилиндрические кастрюли. Иногда они наклоняются, помешивают одной рукой, а другой макают кусок хлеба.
— Уже, уже…
А вот уже и зайцы с хрустящей корочкой, которых стараются не давать Мадлене, жене кузнеца, из страха, что у нее родится ребенок с заячьей губой и длинными зубами. И вот уже птичья печень с чесноком, куски свинины с грибами и сушеными овощами, плавающие в расплавившемся жире. Пальцы тянутся к блюдам, окунаются в них, перемешиваются с соусами и вытаскивают дымящиеся куски. Рты перепрыгивают от одного блюда к другому, возвращаются к первому, вдруг снова набрасываются на второе с сильным клацаньем челюстей и, наконец, открываются, чтобы рыгнуть.
Беранже показывает свой великолепный аппетит и проглатывает все, что оказывается у него под рукой, в то время как Будэ и Желис едят помаленьку, делая комплименты девушкам, которые их обслуживают, показывая гибкость своих изящных талий. Они охотно поддаются скрытным желаниям всех присутствующих мужчин, но их лица наливаются краской, как будто бы заразившись целомудрием, когда Арман и его банда орут во все горло всякие непристойности.
— Выгнитесь, милашки, чтобы были видны ваши красивые задницы!
— Скажите священникам, что вы молите святого Сальвера, чтобы он послал вам хороших «трахателей».
Раздаются смешки. Мужчины делают жесты с намеком, и женщины визжат и прыскают со смеху, мысли их наполнены картинами, нарисованными вольными высказываниями. Желис краснеет, представляя себе, как взметаются в воздух красивые ляжки в стоге сена, и опускает глаза. Но его сосед Соньер, в воодушевлении и под воздействием мощного инстинкта, который живет в нем, откровенно сортирует взглядом девиц и их матерей и находит их всех по своему вкусу, потому что опьянение охватывает его. Прежде, чем танцевать вместе с другими, ему кажется, что он должен был бы освободить туловище от сутаны, вышвырнуть вон четки, может быть! Нет! Нет, для этого ему нужно ждать какого-то чрезвычайного события, которое нарушит монотонность его жизни и сделает его могущественным. После этого он не удовлетворится просто смотреть, как сегодня, на пары, которые образуются и распадаются в поднимаемой их ногами пыли. Он сожмет свою партнершу. Он поднимет ее, понесет, как трофей, под желтоватым светом керосиновых ламп и калэ
