— Я не могу принять этого!
— Простое пожертвование, друг, простое пожертвование, которое вам вручит господин Гийом.
— Господин Гийом, я не забуду.
Каркассона, 10 декабря 1885 года.
Беранже ждет. Зажжено всего несколько ламп, но свет от них тусклый из-за розоватого света сумерек, который проникает через решетку поднятых ставен. Чувство умиротворения наполняет аббата. Он как бы заполнен этим запахом священных книг, который напитывает его всей той духовностью, на какую способны библиотеки. Бюро епископа — это центр епископства. Огромное количество почты из приходов и из Рима стекается сюда. Для ее обработки задействовано не менее трех секретарей. Беранже видит, как их быстрые пальцы распечатывают конверты, хватают перьевые ручки и штампы и отбрасывают их в непроходимые кучи документов. Иногда один из них, протягивая руку к мрачным высотам комнаты, пытается побороть схватившую его судорогу. Его губы шепчут имя какого-то святого. Уставшие глаза закрываются так, что образуют всего лишь две черточки над кругами под глазами…
«Будьте достойны похвалы все, кто радеет ради блага Церкви», — думает Беранже.
Однако он им не завидует, даже если и признает, что их карьера более защищена, чем его собственная. Они молоды и полны амбиций, но не похожи больше на человеческих существ. Кожа у них мрачного мертвенно-бледного цвета. Их губы стали еще тоньше, и тепло, которое ему удается уловить от их впалых щек, кажется, происходит не от них самих, а от двух печей, мерно гудящих под защитой портретов с изображениями Григория XVI и Пия IX.
Вдруг раздается звон колокольчика, и один из мужчин настораживает уши, кладет свою перьевую ручку в медную подставку в форме кропильницы и поворачивается к Беранже.
— Если вам будет угодно следовать за мной.
Вчерашняя дрожь вновь охватила его: прочтение этого срочного вызова в епископство сильно взволновало Соньера. А теперь он ощущает то же самое. Он сердится на себя за то, что не расспросил посланника. Чего от него хочет епископ?
Его провели в бюро меньших размеров и более роскошное. Монсеньор Бийар встает ему на встречу. Это худощавый мужчина, с хитрым лицом, плотно сидящим на толстой шее. Его глаза, как будто сделанные из желтого бархата, находятся в постоянном движении.
С самого их рукопожатия Беранже остерегается старшего по званию. И если он пытается принять смиренный и сдержанный вид, так это только из уважения к могуществу и богатству стоящего к нему лицом человека, который начинает лекцию об обязанностях Церкви и ее служителей.
