Или наоборот? Вряд ли даже Аристотель при всей его физике и метафизике мог быть уверенным до конца в этом сложном вопросе, тем более что все равно мыслитель не мог проверить справедливость своих слов. Гораздо ближе к решению проблемы был Лукреций Кар, писавший в своей книге «О природе вещей», что всем этим сложным процессом управляет богиня любви Венера.
Там же римский автор писал о том, что многие женщины, бесплодные в браке, при смене мужей вскоре становились счастливыми матерями. Тем самым впервые ставился вопрос и о мужском бесплодии, на признание которого людям потом потребовалось еще две тысячи лет. Это ли не еще один образчик социальной «философии», сконцентрированной только на мужчине и признающей только его примат!
Сейчас трудно поверить в то, что мужские и женские половые клетки известны науке всего-то чуть больше века. Конечно, для того, чтобы открыть их существование, понадобилось два века развития оптики, у колыбели которой стояли такие гиганты мысли, как Ньютон и Гук. Но еще у Левенгука были вполне приемлемые лупы и линза, с помощью которых вполне можно было бы рассмотреть если не отдельный спермий, то уж яйцеклетку-то обязательно. Особенно такую огромную, как икра того же лосося (красная!), который во множестве водился во всех европейских реках.
Автор еще в 1996 году в «Медицинской газете» писал следующее: «Исторически первое сообщение об искусственном осеменении женщины датируется 1785 годом»! То есть интерес к данной проблеме был, однако он носил скорее медицинский, нежели научный характер. Почему же такая важная в научном плане проблема не волновала умы исследователей?
Надо признать, что реальная биология родилась только чуть больше века назад с бурным «внедрением» современного микроскопа. Микроскопическую революцию конца XIX века можно сравнить только с компьютерной. Впервые ученые получили прибор экспериментирования, причем прямого с клетками, чего не было у современников Лавуазье и Линнея. Даже у Дарвина не было микроскопа и возможности прямого манипулирования клетками.
Это, так сказать, в общем философском плане гносеологии, то есть «теории» познания (слово «теория» взято в кавычки потому, что мы не знаем, как рождается реальное знание — чаще всего это бывает результатом сугубо случайного процесса). В практическом же — а практика единственный критерий истины — никому в общем-то и не надо было изучать эти самые клеточные процессы. Контрацептивов и абортов не было, рождаемость и смертность были высокими, церковь вмешательство в божественный «промысел» категорически запрещала. Поэтому единственной «отдушиной» была… селекция сельскохозяйственных и других животных и растений, что представляло экономический и финансовый интерес.
