Меня бросили в полицейскую казарму «Тигр». По ночам я слышал, как терзали и мучили других, этих криков мне никогда не забыть.
— Теперь твоя очередь! — заорал на меня на четвертый день майор. — Ублюдок! Почему твоя мать не удушила тебя еще в чреве!
Он сжимал мне горло, пока перед глазами у меня не поплыли огненные круги. Очнулся я в луже воды. Каждый вздох словно ножом резал по легким. Мне почудилось, что под окном стоят огромные щипцы. Что они намерены со мной сделать? Меня охватил такой ужас, что, собрав последние силы, я пополз к окну. И тут увидел, что это была всего-навсего сломанная табуретка... Окно не было зарешечено, а внизу снаружи лежала горка песка. Три недели меня прятали Родригесы, родители Умберто, на своей табачной плантации. Потом на катере я перебрался во Флориду. Тогда весь народ, от бедняка рыбака, до фабриканта рома, был един — все отвергали диктатуру. Может ли сейчас быть иначе? Представить невозможно! Что для кубинцев дороже чести?
Я открыл дневник и записал: «2-й день. Шли всю ночь.. Проснулись отдохнувшими. Перед нами рассвет свободы...»
Отправляясь сегодня в путь, я спрашивал себя, перешли ли мы уже «линию фронта». Ситуация на прибрежном участке мне не ясна. То, что фиделисты отрезали повстанческий район от моря, ясно как день. Да, но где проходит их заградительная линия? Может быть, они охраняют только приморское шоссе, которое мы вчера пересекли под прикрытием тумана? Об этом, бетонированном шоссе никто из нас и понятия не имел. На карте его нет, значит, построили недавно. Но капитану-то оно должно было быть известно, янки все фотографируют с воздуха. Как оно будет дальше? Маленькая группа, если она действует хитро, может просочиться сквозь любую заградительную линию.
Некоторое время я шагал рядом с моими парнями, чтобы понаблюдать за ними на марше. Пятеро крепких мужчин, тренированных и готовых преодолеть трудности любого рода. Выглядят они отдохнувшими, видно, что есть еще в запасе силы. Впереди идет Умберто Родригес — высокий, стройный, упорный, лучший из всех. Руки у него болтаются, как маятники, а ступает твердо, не заботясь о том, выдержит ли почва вес его тела. Я знаю его со студенческих времен; он всегда жил беспечно, подчиняясь велению инстинкта, уверенный в себе и своей необычности. Ему двадцать шесть, он на четыре года моложе меня, хорошо стреляет и ориентируется на местности. Умберто мой заместитель, ему по плечу любые трудности. Я посмотрел на остальных: каждая цепь прочна настолько, насколько прочно ее слабейшее звено.
