Машина ехала сейчас по улице Рампа. Паломино отшвырнул огрызок сигары. Каждый переворот приносит с собой тьму личных трагедий, и эта еще не из худших.
Они пересекли Кальсаду, увидели звездно-полосатое знамя перед светлым, похожим на колоду зданием американского посольства. У входа в консульство толпились хорошо одетые люди, ожидавшие, очевидно, виз в США. Черт бы их побрал!
Набережная Малекон была мокрой, волны прибоя перехлестывали через парапет. У парка Хосе Марти машины сворачивали влево, чтобы не столкнуться со столбами водяной пены.
— Я понимаю, почему Гавана притягивает тебя как магнит, — сказал вдруг Кинтана. — Ты слишком долго жил в Ориенте в одиночестве.
Паломино посмотрел на него:
— Ты прав, там мне было тоскливо...
Он знал привычку своего начальника штаба думать о других и придавать значение любой мелочи. Рамон всегда мысленно старался создать для себя подробный портрет собеседника или дополнить его новыми чертами.
— Откалывать образцы минералов, искать руду, которую в результате никто не смел добывать... Поэтому я и пошел к Фиделю, когда он четыре года назад оказался в моих местах.
— А действительная причина? Ведь это выбор между жизнью и смертью...
— Мой номер телефона ты знаешь, — сказал Кинтана. — Ровно в девять я буду на месте.
— Надеешься успеть до тех пор склонить своего отца на сторону революции? — Паломино махнул на прощание рукой, хлопнул дверцей и взбежал по черным блестящим ступеням. У белоснежной скульптуры, изображавшей, наверное, лебедя, перед мешками с песком стояли часовые-милиционеры. Увидев его, они отдали честь, и он приложил два пальца к козырьку. Заседание штаба проходило на сей раз в самом шикарном отеле страны. Он задал себе вопрос: сколько оно может продлиться и какие у них там напитки? Долгие обсуждения ему претили; если он что и ценил, то это обмен мнениями в перерывах.
Сюда он прибыл впервые. Господи, это не вестибюль, а скорее концертный зал — длинный, как дорожка ипподрома, с целой системой продуманных препятствий: металлическими перегородками, мягкими диванами, каменными барьерчиками, торшерами и даже искусственным озерцом. И дверями, совращавшими с прямого пути — в казино, в ночной клуб, в бар, перед которым стояла бронзовая фигура женщины с дыркой вместо живота. И среди «почтенной публики» — солдаты. Но больше всего ему понравился вид сквозь стеклянную северную стену — пролетающие мимо крыши автомобили, Мексиканский залив и столпы брызг у набережной.
