Я покачнулась, чувствуя, как весь ужас, пережитый за последние минуты, понемногу начинает устаканиваться во мне. Все тише, тише и тише. Мне просто хотелось домой.
Моисей, наверное, почувствовал, что я вот-вот провалюсь в забытье, потому что, не говоря ни слова, он аккуратно взял меня под руку, предлагая помощь и поддержку. В этот момент я его уже любила, всем своим существом, сильнее, чем сама могла предположить. Сильнее, чем могли позволить наши короткие, обрывочные встречи. Хулиган, уголовник, «дитя крэка» — теперь он был мой герой.
Он шагал рядом со мной, позволяя на себя облокотиться. А когда мы подошли к его открытому джипу, я остановилась, как вкопанная, растерянно моргая. Именно эту тачку я видела шесть недель назад, в тот самый день, когда Моисей переехал в Леван. Я с завистью разглядывала его огромные колеса и шикарные диски — ведь у меня самой был старый фермерский пикап, в лучшие свои мгновения выдающий сорок километров в час. Точнее, раньше я завидовала, а теперь испытывала такую благодарность, что готова была упасть перед машиной на колени и вознести хвалу Богу.
Моисей бережно усадил меня внутрь и даже пристегнул ремень безопасности. Ремень напоминал мне сбрую, а это значило одно — защищенность. Плевать, что у этой шикарной тачки нет крыши и задних дверей.
— Моисей, джип, ремень безопасности, Моисей, — перечисляла я, даже не обращая внимания на то, что говорю вслух и что дважды назвала его имя. Сегодня ему причитается вдвое больше очков.
— Что? — Моисей придвинулся ко мне, приподнял за подбородок и обеспокоенно заглянул мне в глаза.
— Ничего. Просто привычка. Когда я… в стрессе, то начинаю придумывать и перечислять вещи, за которые могу быть благодарна в жизни.
Он ничего не ответил, но не сводил с меня взгляд, пока усаживался и заводил машину. Я чувствовала, что он наблюдает за мной, даже тогда, когда он выруливал на дорогу мимо загонов и прицепов для лошадей, через парковку и дальше, прочь отсюда.
Ветер с ревом обвевал наши лица, спутывал мне волосы и вжимал мое тело в кресло, когда мы набирали скорость на автотрассе. Позади оставались праздничные площадки, мерцающее колесо обозрения, восторженные крики и прочие фальшивые атрибуты придуманного счастья, которые так легко сбивали меня с толку раньше. Всю жизнь они успокаивали, убаюкивали и, выходит, обманывали меня. Интересно, смогу ли я вновь поверить в них когда-нибудь потом.
Я пошел на родео из-за Джорджии. Не потому, что у меня было предчувствие, что она нуждалась во мне, или надежда на то, что она хотела, чтобы я был там. И определенно не потому, что я ожидал найти ее связанной, всю в грязи, плачущую, потому что кто-то пытался навредить ей или напугать. Или взять ее. Она сказала, что, вероятнее всего, это была шутка. Я задавался вопросом, что за друзья могут шутить подобным образом. Хотя откуда мне знать? У меня никогда не было друзей.
