Конечно, не исправить. Но это не означало, что часы должны оставаться такими, какими я их нашла. Они могут быть красивыми, даже если никогда не будут вновь работать. Я могу это сделать. Я могу это изменить.
Мои сомнения казались глупыми. Я цеплялась за то, что едва ли имело какое-то значение. Мне нужно что-то изменить. И я могла изменить это.
Нет, это не вернёт моих родителей. Нет, я не почувствую себя так, будто все вернулось на круги своя.
Но сердцем я знала, что пришла пора двигаться дальше.
Я взяла тряпку, которой полировала столовые приборы, и потёрла часы.
Проблеск серебра пробился наружу. Он поймал отсвет пламени и засверкал как живой. Тёмная зола прилипла к рифлёным впадинкам гравюры, окрашивая каждую линию драматичным черным. Я невольно присмотрелась. Гравюра выглядела почти как узорчатая компасная роза с четырьмя острыми пиками для каждого направления и вторым комплектом небольших пик между ними.
Я крепко держала часы в руке, рьяно втирая в них жизнь. Серебро нагрелось в моей ладони, как будто там ему было самое место.
Эти часы больше не принадлежали моему отцу. Они мои. Я буду заботиться о них. Я буду беречь их, и я заставлю их вновь заработать.
Перевернув их, я принялась отчищать обратную сторону. После первого же прикосновения тряпки я заметила крошечный отпечаток дедушкиной метки. Якорь с двумя цепями, безошибочно узнаваемый. Papa сделал эти часы.
Закрученные линии танцевали по наружному краю часов. В центре, на своего рода приподнятой кнопке, был выгравирован круглый узор, напоминавший мне цветок с тремя лепестками. Рисунок был как будто искажён. Мне казалось, что один из лепестков должен был указывать на защёлку, но во всяком случае не указывал.
И все же они были красивыми.
Я подумала о своём милом дедушке и осознала, что задаюсь вопросом, делал ли он гравюру самостоятельно. Papa умер за три года до пожара. И я все ещё оплакивала его так же сильно, как и моих родителей.
Держа часы, я устроилась на кровати. Я забралась под потрёпанное одеяло, но не могла удобно устроиться. Каждая косточка в моем теле ныла от усталости после работы.
Поёрзав на комковатом мешке соломы, я попыталась устроиться получше, но что-то вжималось в мою поясницу. Я повернулась. Это что-то все ещё прижималось к моему боку.
Чёртов комок.
Выбравшись из постели, я с лёгким беспокойством приподняла край матраца. Мне не раз приходилось находить гнездо грызунов в своей постели. Кончики пальцев задели что-то мягкое, тканое. Я потянула комок материи ближе, и меня окутал тёплый запах кожи.
