— Ты знаешь, когда… — Элиот оборвала себя. Она чуть не назвала его объектом «Семь» вслух. — …Фар и Прия вернутся?
— Это все равно, что спрашивать, где из-за урагана случится оползень, — рассмеялась Имоджен. — Фарвей — сила неуправляемая.
— Я заметила. — Элиот брызнула кремом на ладонь. — Тебе нравится работать на кузена?
— Я бы сказала работать «с», а не «на». Фарвей… всегда проявляет упрямство, но иногда оно выходит ему боком. И тогда он попадает в большие неприятности. Он нуждается в поддержке. Как и все мы, на самом деле. — Имоджен бросила взгляд на бассейн Фортуны, где в неглубокой воде колыхался, наблюдая за столами для игры в блек-джек, Грэм. — Не представляю, как можно работать в одиночку.
— И не пробуй. Такой жизни не позавидуешь. — Элиот уже забыла, как это прекрасно — сидеть у бассейна, намазываться кремом, болтать с кем-то, кроме компьютера. — Знаешь, есть такое немецкое ругательство, которое буквально переводится как «погода гром небесный»? Himmeldonnerwetter!
— Немцы ругаются лучше всех. — Имоджен последовала за главным поворотом в беседе, и это многое о ней говорило. В том числе и то, что она ценила цивилизованную ненормативную лексику.
— Потрясающие ругательства встречаются по всему земному шару. И в истории тоже. Я поставила себе задачу собрать как можно больше. Они напоминают, что у всякого человека бывает повод выругаться — не имеет значения, где и когда он живет.
— В Лации можно просто уничтожить человека, назвав его тыквой, — сообщила Имоджен. — Cucurbita! Мы с Фарвеем постоянно обзывали так друг друга, пока тетя Эмпра не запретила.
Элиот выдавила остатки крема на ладонь, выбросила бутылочку и щедро намазала тело.
— Наверное, в те времена это считалось страшным оскорблением.
— Большинству людей не нравится, когда их сравнивают с тыквами, — глубокомысленно изрекла Имоджен. — А что насчет хейзанутого? Из какого времени это выражение?
О, фекс… Заметила. Нет, она не отклонилась от сценария: тщательно следила за речью, продумала легенду. Но похищение парика выбило из колеи сильнее, чем она ожидала. Элиот вовсе не возражала против того, чтобы ходить без этого изделия, так даже легче, не жарко и не чешется, но внезапность происшествия — были волосы и пропали — вызвала воспоминания, отдававшиеся болью. Ей шесть лет, со всех сторон смотрят, она льет слезы в кафе и не знает, где спрятаться. Элиот будто снова оказалась в детстве.
Сколько всего переменилось с тех пор, но многое осталось неизменным.
