— При стирке?
— Ага, но всякими разными способами. И не только с одежды. Как удалять пятна с ковров, когда использовать газированную воду, а когда — отбеливатель, как проверить, полиняет ли ткань…
— Класс!
— Ага, и я ведь правда все запомнила. Могу теперь удалять пятна с чего угодно.
— Буду знать. Не удивляйся, если тебе как-нибудь придет посылка с грязной одеждой.
— Что я наделала…
Мы улыбаемся, перестаем шутить.
— Я скучаю по его лицу, — говорит Мейбл.
— И я.
Глубокие морщины в уголках рта и глаз, посреди лба. Короткие жесткие ресницы и глаза цвета океана. Зубы с никотиновым налетом и широкая улыбка.
— А еще он любил шутить, — говорит Мейбл, — но больше всего хохотал над собственными шутками.
— Да, это правда.
— Было еще много всего, что сложно выразить словами. Я могу попытаться, если хочешь.
— Нет, — отвечаю я. — И так достаточно.
Я запрещаю себе думать о той последней ночи и своих открытиях. Вместо этого я прокручиваю в голове все, что сказала Мейбл, воображаю эти картинки одну за другой, пока они не превращаются в воспоминания. Шарканье клетчатых тапок в коридоре. Его аккуратные короткие ногти. Звук, с которым он прочищал горло. Все озаряется мягким светом и кажется таким, как прежде. Одиночество немного отступает.
И тут я вспоминаю другие слова Мейбл.
— А почему из комнаты Карлоса все убрали?
Она поднимает голову.
— Из-за тебя. Я же говорила, что они подготовили тебе комнату.
— Но я думала, ты про гостевую.
— Она крошечная. И вообще — она же для гостей.
— А, — выдыхаю я. По кухне разносится «дзинь». — Наверно, я просто решила…
«Дзинь» повторяется. Это таймер духовки. Я почти забыла, где мы. Я не знаю, что сказать, поэтому проверяю хлеб: он уже поднялся и подрумянился.
Внутри меня что-то меняется. Темная туча уходит. Проблеск света. Мое имя на двери.
Обшарив несколько ящиков, я нахожу дырявую прихватку, на которой нарисованы пряничные человечки. Показываю ее Мейбл.
— Очень по-рождественски, — говорит она.
— Ага, правда же?
Прихватка такая изношенная, что жар противня проникает сквозь нее, но мне удается поставить его на плиту и не обжечь руку. Комнату наполняет аромат свежего хлеба.
Мы разливаем чили в две миски с разными узорами, которые нашли в шкафу, потом добавляем сметану и тертый сыр, достаем мед и масло для хлеба.
— Теперь я хочу знать, как живешь ты. — Знаю, я должна была спросить об этом несколько месяцев назад. Должна была спросить вчера или позавчера.
Мейбл рассказывает о Лос-Анджелесе, сыплет именами знакомых, говорит о том, как одиноко ей было там первые недели и как позже она наконец свыклась с новым домом. Мы смотрим сайт с работами Аны, и Мейбл рассказывает о ее последней выставке. Я разглядываю картины с бабочками, крылья которых сделаны из фрагментов фотографий; они раскрашены яркими красками, так что сами снимки неразличимы.
