Однако несмотря на радостную новость, меня поглощает черная пропасть одиночества.
Интересно, что почувствовал Дедуля, когда узнал, что мама беременна. Она была такой молодой, да и парня он не видел, но радость наверняка ощутил. Может, когда первый шок прошел, Дедуля даже подтанцовывал и улюлюкал при мысли обо мне…
Мейбл рассказывает о планах Карлоса и Гризельды, о предполагаемой дате родов, о своих любимых именах.
— Я составляю список, — говорит она. — Сейчас зачитаю. Вообще, конечно, я уверена, что они сами придумают имя, но вдруг мне удастся подобрать идеальное?
Я пытаюсь быть здесь, с ней, в минуту радости.
— С удовольствием послушаю.
— О нет! — внезапно говорит она, указывая на кастрюлю.
Чили закипело и теперь пузырится и переливается через края. Мы уменьшаем огонь. Кукурузный хлеб будет выпекаться еще двадцать минут.
Я выслушиваю размышления Мейбл о дизайне детской комнаты, о том, что она не сможет приехать на вечеринку для будущей матери посреди весеннего семестра, но обязательно что-нибудь придумает. Я вполне себе держусь, честно, — просто не могу избавиться от разъедающего чувства одиночества.
Когда в разговоре наконец наступает пауза, а все темы о ребенке, кажется, уже исчерпаны, я сажусь за стол, а она — напротив.
— Ты сказала, что он был милым, — говорю я. — Что Дедуля был милым.
Мейбл хмурится.
— Я уже извинилась.
— Нет, — отвечаю я. — Это ты меня извини. Расскажи еще что-нибудь.
Она молча смотрит на меня.
— Пожалуйста.
Пожимает плечами.
— Ну, он всегда… занимался всякими классными делами. Например, полировал подсвечники. Кто вообще это делает?
Дедуля сидел за круглым кухонным столом, мычал под песни на радио и натирал медь до блеска.
— А еще он целыми днями рубился в карты со своими дружками, точно по работе или вроде того. Говорил, будто это помогает ему сохранять ясную голову, хотя дураку понятно, что в этих играх главным были виски да хорошая компания, так ведь? Ну и денежные выигрыши.
Я киваю.
— Он выигрывал чаще остальных. Думаю, благодаря покеру он и отправил меня сюда. Двадцать лет копил свои маленькие выигрыши.
Мейбл улыбается.
— Еще его выпечка. Любовь к испанскому, и песенки, и диванные лекции.
Жаль, мы так плохо слушали. Иногда мне кажется, что мы могли бы научиться у него гораздо большему. — Она бросает на меня короткий взгляд. — По крайней мере, Я бы уж точно могла научиться большему. Не хочу говорить за тебя.
— Нет, — говорю я. — Я тоже об этом думала. Никогда невозможно было предугадать темы его лекций. Некоторые из них казались совсем случайными, хотя, возможно, это было не так. Однажды он устроил трехдневное шоу о том, как удалять пятна.
