При свете дня казалось, будто мы у всех на виду. Горожане уже спешили на работу, светофоры заработали. Нам пришлось останавливаться на каждом перекрестке.
— Интересно, что о нас думают прохожие? — задумчиво спросила я.
— Ну, очевидно, что мы не бездомные. У тебя слишком модная куртка.
— Но мы явно не ночевали дома.
— Ага, — подтвердила она. — Мы все в песке.
Наконец зажегся зеленый, и мы пересекли Грейт-Хайвей.
— Может, нас примут за морских созданий, — сказала я.
— Типа русалок?
— Ага, только без хвостов.
— Или подумают, что мы старьевщики, которые проснулись пораньше, чтобы прочесать пляж.
— Да, — усмехнулась я. — Ну тебя в карманах уже несколько золотых часов, а у меня — обручальные кольца и пачка наличных.
— Шикарно.
Мы говорили чуть громче обычного, торопливо и сбивчиво. На самом деле мы избегали смотреть друг на друга с тех пор, как поднялись с пляжа и стряхнули с одежды песок. Песок, который я до сих пор ощущала кожей, так же, как и запах Мейбл.
Дедуля заметил нас первым. Одной рукой он держал мусорное ведро, другой — махал нам, стоя на противоположной стороне дороги.
— Привет, девчонки! — крикнул он, будто столь ранняя встреча стала для него приятным сюрпризом.
Мы подошли к нему, не зная, что сказать.
— Доброе утро, Дедуль, — наконец выдавила я.
Он вдруг изменился в лице.
— Мой виски…
Я проследила за его взглядом. Я даже не сознавала, что Мейбл в открытую держит бутылку за горлышко.
Он мог бы разглядеть наши обветренные губы и пылающие щеки. Мог бы заметить, что мы обе не смотрим ему в глаза. Но вместо этого он смотрел на бутылку.
— Прости, Дедуль, — сказала я. — Мы сделали всего пару глоточков.
— Мы же малолитражки, — попыталась пошутить Мейбл, но в ее голосе сквозило сожаление.
Дедуля потянулся за бутылкой, и Мейбл отдала ее. Он поднес бутылку к глазам, силясь рассмотреть, сколько виски осталось.
— Все в порядке, — сказал он. — Там и было-то немного.
— Простите, мне правда очень жаль, — добавила Мейбл.
А мне было жаль, что мы не можем вновь оказаться на пляже. Что небо не потемнеет обратно.
— С этим надо поосторожнее, — сказал Дедуля. — Лучше и вовсе не начинать.
Я кивнула, вспоминая, как целовала Мейбл в губы.
Хоть бы она на меня посмотрела.
— Мне надо домой, — пробормотала Мейбл.
— Удачи в школе, — пожелал ей Дедуля.
— Спасибо.
Она стояла на тротуаре в свитере и рваных докинсах: темные волосы — такие длинные, что достают до пояса, — перекинуты через плечо; брови нахмурены, глаза печальны. Но когда мы встретились взглядом, она улыбнулась.
