* * *
В доме Бена было полно народу. Все толпились в коридоре и на кухне, но из-за шума ничего нельзя было расслышать. Мейбл показала на кухню, но я помотала головой. Оно того не стоило. Заметив Бена в гостиной, я схватила Мейбл за руку.
— Где Лейни? — спросила я его, когда мы уселись на мягкий зеленый ковер.
В окне виднелись огни города, и меня охватила ностальгия. В седьмом классе мы с Беном несколько месяцев целовались, пока не поняли, что нам гораздо веселее просто болтать. Я давно уже не оставалась с ним наедине в этой комнате, а теперь тут вообще толпа, шум-гам и безумные выходки. Мне вспомнились те спокойные дни, когда здесь были только я, он и собака, и мы уже знали, что нам лучше остаться друзьями.
— Я запер ее в родительской спальне, — сказал Бен. — Она нервничает, когда вокруг слишком много людей. Можешь заглянуть к ней и поздороваться, если хочешь. Помнишь, где ее вкусняшки?
— Да, конечно.
Прошло столько лет, но я по-прежнему помнила, что собачье печенье хранится на полке рядом с кипой кулинарных книг. Я протиснулась между группками людей в коридор у кухни и нашла его именно там, где оно всегда лежало.
В комнате родителей Бена было тихо; когда я вошла, Лейни негромко заскулила. Я закрыла за собой дверь, присела на ковер и скормила ей печенье одно за другим — точно так мы делали с Беном, когда нам обоим было по тринадцать. Я долго гладила собаку по голове. Было в этом нечто особенное — сидеть в комнате, куда никому больше не разрешается входить.
Затем я вернулась в гостиную и устроилась между Мейбл и Беном, которые болтали с Кортни и парой других ребят.
— По сути, мы единственные тинейджеры в городе, — говорил один парень. — Частные школы на ушах стоят, потому что учеников с каждым годом становится все меньше и меньше.
— А мы, похоже, переедем, — вставила Кортни.
— Что-о? — Бен изумленно замотал головой. — Ты же была моей соседкой с сотворения мира.
— Знаю. Сама поверить не могу. Но я живу в комнате с братом, и это уже не круто. Когда он был мелким, было еще ничего, но у него вот-вот нагрянет пубертат, а это совсем не весело.
— И куда вы переедете? — спросила я.
Сан-Франциско всегда казался мне островом, у которого с одной стороны мифический восточный берег с ресторанами и парками, а с другой — богатый северный с секвойными лесами. На юге города хоронили мертвых, но только не мою маму — ее прах развеяли над океаном, который она так сильно любила и который ее погубил. Еще южнее располагались маленькие курорты, потом Силиконовая долина и Стэнфорд. Но все, кого я когда-либо знала, жили в самом городе.
