Так я пропрыгал до утра. Выходить я боялся. Рюкзак я бросил там, где мы сражались, ничего у меня не было. Попил из какой-то банки застоялой волы. Пить хотелось жутко.
Еще с вечера я разулся и разделся, чтобы хоть что-то сделать с собой и, когда начало светать, начал собираться. Не знаю уж как — одной рукой — едва намотал портянки, не представляю, как мне это удалось. В зимовье отыскал старую рыбацкую пешню, взял ее. Держать ее мне было почти нечем — прокушенной рукой, но все-таки какое-то оружие.
Я вышел... Никого. Собаки тоже не было. Отыскал рюкзак и поковылял обратно.
Идти надо было километров пятнадцать. Опять тот же перевальчик, потом по берегу Большого Леприндо, снова небольшой перевал — уже к Гольцовому озеру.
Я увидел их издали, своих коллег, когда подходил к тому месту, где надо подниматься к Гольцовому озеру. Они спускались мне навстречу. Оказывается, их насторожила собака. Она вечером еще дернула по обратному следу, прибежала к ним, забилась под палатку и отказывалась вылезать и вообще как-то реагировать на все происходящее, даже еда ее не интересовала. И коллеги поняли, что случилось что-то неладное. Но беда в том, что никто из них короткую дорогу на то озеро не знал. Они, разумеется, пошли меня искать, но я не уверен, будь я ранен сильнее, что они бы меня быстро нашли. И тут я... С рукой на перевязи, весь заляпанный кровью.
Сцена была не немая. Началось бурное объяснение. Потом мы побежали на бамовскую дорогу, удалось быстро поймать машину, и я оказался в больнице в Чаре. Швы накладывать было поздно, раны уже начали гноиться.
Никуда они, конечно, не поехали. Да вездехода так и не было. Коллеги мои стали собираться домой, а я сбежал из больницы и вернулся в Москву вместе с ними. И уже тут продолжил курс уколов от бешенства. Так бесславно окончилась наша первая попытка проникнуть на озеро Большой Намаракит.
И все-таки они попали туда. Правда, семь лет спустя, осенью девяносто пятого.
— Действительность, — говорит Сергей, — как всегда, оказалась бледнее рассказов. Это был, конечно, никакой не новый вид и не тот чукотский голец. Но рыбы оказались необычными. Крупных мы не поймали. Похоже, они есть там, но очень уж мало. Но карлики и мелкие были такие, каких больше нет не только в Забайкалье, но и вообще нигде: эта белая отметина на спинных плавниках и сами плавники, особенно у самцов. У некоторых так очень увеличенные. И еще оказалось, что карлики и мелкие различаются по числу хромосом на две хромосомы. А это очень большие различия для внутривидовых форм гольца и не только гольца. И вообще это были первые в истории сведения по генетике забайкальских гольцов. Вдохновляющий результат. Вот после чего я и решил продолжить изучение забайкальских гольцов более широко.
