Знание-сила, 1997 № 09 (843) | страница 24
Сегодня на фоне всеобщей безнаказанности порой кажется, будто преступное самоощущение ушло в прошлое. Но попробуйте встать кому-либо поперек дороги, как неожиданно возникший прокурор или налоговый инспектор быстро объяснит, что к чему. А там, где ослабевшее государство не срабатывает, уже подключается мафия — теперь к ней переходят не только функции поддержания договорной дисциплины: в ряде случаев речь идет и о трудовой.
Мы слишком долго жили в убеждении, что люди молчат, потому что боятся КГБ. События последних десяти лет показывают, что система круговой поруки консолидирует общество сильнее, чем идеология. Формулу вестернизации в социальном разрезе можно нарисовать так: угроза политического доноса исчезает, экономического нарастает. Если вы всего лишь получили деньги через черную кассу, вы уже обманули государство. А значит, спокойно живете лишь до тех пор, пока оно закрывает на это глаза.
Можно назвать еще много особенностей постсоветской экономики, но думаю, уже ясно, что имеется в виду. Новая нарождающаяся система еще хаотична, во многом неясна, невнятна. Принято думать, что она будет развиваться в сторону рыночных механизмов и отношений. Наблюдения показывают, что это необязательно так.
Совсем не исключено, что система будет эволюционировать не в сторону классической рыночной, а в сторону двойственной, родной, нашей. А значит, ее по-прежнему можно будет моделировать как двуслойную, опирающуюся на латентные структуры и механизмы, берущие на себя исполнение теневых функций, без которых невозможна в нашей стране реальная хозяйственная жизнь. При том, что мы всегда будем клеймить их как пороки и недостатки (пережитки социализма), «не зная», что это свойства самой системы Потому что «латентное» в этом смысле можно понимать как социальное бессознательное.
Сегодня все способы описания новой экономики можно свести к формуле: собака это такая корова, у которой нет рогов, копыт, вымени и которая не дает молока. Примерно так мы описываем постсоветскую систему исходя из классического капитализма.
Казалось бы, при нынешней гласности — почему только так? Почему не сказать без всякой публицистики: да, патерналистская, да, мафиозная... По какой заклятой причине любое изучение латентных структур должно быть описанием недостатка, порока, болезни?
Но тем и отличается социальное знание, что прежде чем изучать систему, надо спросить, хочет ли этого она сама. Иначе обманет, обхитрит, не даст адекватного видения, не предоставит ни моральной, ни институциональной базы, радикально отстранит это знание как предмет общественного интереса. Об опасностях скрытого наблюдения уже не говорю.
