Знание-сила, 1997 № 09 (843) | страница 23
Современная капиталистическая инфраструктура, которую мы берем за образец, построена на вере в рациональное устройство мира. Она предполагает, что все стремятся работать как лучше, держать слово, выполнить в срок. Срыв — досадное недоразумение в мире, где можно назначить встречу за полгода вперед, точно определив место и час. В ситуации срыва реакция там однозначна: партнера заносят в компьютер, чтобы больше никогда не иметь с ним дела.
Шизоидная экономика построена на иных предпосылках. Латентные механизмы не должны застаиваться, связи теряться, пути зарастать. Постсоветский человек исходит из предположения, что договор скорее всего будет нарушен, партнер подведет, таможня не пустит, а то, что положено по закону, дадут лишь за взятку. И он давно припас эту взятку, другую машину, иной вариант. И хотя иностранцы, как правило, возмущаются такой техникой ведения дел, практика показывает, что во многих случаях наши навыки эффективнее. Мы не теряемся, когда «все не так».
Когда речь идет о системе шизоидного типа, показатели эффективности должны быть адекватны: она тем сильнее, чем большие срывы и кризисы способна пережить как нормальные, а потому постоянно воспроизводит их.
Еще одна особенность нашей системы — закон существует здесь не для соблюдения, а для нормированного нарушения. Коммунисты создавали для этого все предпосылки, принимая законодательные акты, которые невозможно выполнять. Нынешние парламенты тоже отчасти пользуются таким методом, но главный их пафос в другом: нереальная правовая среда создается количеством и противоречивостью регулятивных установлений, при том, что нужных нет. Прибавьте сюда часто несовместимые с ними указы президента и вы согласитесь, что никто не рассчитывает та их исполнение.
В развитом демократическом обществе человек может считаться социализированным, если соблюдает законы. У нас — если умеет нарушать. Когда здесь кого-то гребут за взятку, мы спрашиваем: что он сделал на самом деле, с кем чего не поделил? Когда слышим факты так называемых журналистских расследований, гадаем: какая мафия топит конкурента?
Вы можете возразить, что так всюду. Возможно. И все же западная система обладает любопытным свойством — внушить своим гражданам, что они живут в правовой среде.
Наконец, еще одним неоспоримым преимуществом плутовской экономики, о котором я котел бы сказать, является построенный на этом основании особый тип социальной солидарности. Его можно назвать «патерналистским» или «мафиозным» — в любом случае речь идет о системе, где все знают, что и как происходит, покрывая друг друга круговой порукой, потому что нет никого, кому не предписывалось бы быть буфером между открытой и латентной частями экономической структуры.